Диана постаралась выйти из гостиной, не оглядываясь: единственный способ уйти навсегда — сделать это как можно быстрее.
Добравшись до дома Элизабет, Диана сказала новому кучеру, Дональду, что хочет пройтись домой пешком, благо погода ясная и нежаркая. Она взяла большой бумажный пакет с выпечкой и свой маленький саквояж, который прятала под полой длинного плаща — хотя Дональд и не смотрел на неё — и поднялась на крыльцо к входной двери. Хотя она знала, что Элизабет не любит Сноудена, сестра казалась счастливой в семейной жизни, и Диана радовалась, что из сестер Холланд именно старшей, а не младшей, пришлось менять девичью фамилию на титул миссис Кэрнс. Ведь было время, прошлой зимой, еще до возвращения Элизабет, когда миссис Холланд просила Ди быть поласковее с бывшим деловым партнером отца, сделавшим для их семьи столько хорошего. И с этой нежной благодарностью — за все, от чего он спас Элизабет и чего не лишил её саму — Диана поприветствовала зятя.
— Вы выглядите усталым, — мило отметила она, увидев синяки под глазами Сноудена и восприняв их как подлинное доказательство его заботы о ребенке Элизабет как о собственном. Они несколько секунд стояли, глядя друг на друга, в прихожей, которая показалась Диане слишком пустой и немного неприятной: панели из тисненой черной кожи резко контрастировали с обшивкой из полированной березы.
— Да… — начал он. — Вашей сестре нехорошо. Вчера ночью приходил врач. До рождения ребенка он прописал ей постельный режим и выписал лекарство, чтобы ей лучше спалось.
Диана не смогла подавить короткую вспышку раздражения, поняв, что здоровье сестры может стать угрозой побегу. Но когда спросила, все ли будет хорошо, Сноуден тут же уверенно кивнул, и страх задержаться немедленно испарился.
— Конечно, если Лиз будет следовать предписанию врача и соблюдать постельный режим.
— Значит, я отдам это вам, — беспечно пропела Диана, вновь обретая уверенность. Она передала зятю пакет с утренними булочками и выпечкой, ставший предлогом для последнего визита к сестре. — И быстренько поцелую сестру…
— Не уверен, что…
— Мистер Кэрнс, — перебила Диана, развязывая ленточку на горле, удерживающую шляпу на месте, — вы женаты на девушке из семьи Холландов, поэтому должны знать, что слово «нет» в качестве ответа меня не устроит.
Похоже, Сноуден собирался настаивать на том, что Диане не стоит беспокоить Элизабет, которая и так много несла на плечах, а теперь еще прибавилось беспокойство за ребенка. Но через несколько часов Диана уезжала, надолго и без каких либо надежд по поводу возвращения, и ни один взволнованный отец в мире не смог бы сейчас её остановить. Она протиснулась мимо него и помчалась по лестнице наверх.
— Мисс Диана, — окликнул Сноуден, последовав за ней, — должен настоять…
Оказавшись возле двери в спальню сестры, Диана развернулась и любезно улыбнулась Сноудену — так, как уверенно улыбалась поклонникам Лиз.
— Я посижу всего минутку и уйду. Лиз это не навредит.
Диана вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
Элизабет лежала в заваленной тканью кровати с белым балдахином, выступающий живот был едва различим под слоем одеял. Голова больной утопала в подушках, а пепельные волосы разметались вокруг. Она дышала немного шумно для той Элизабет, которую Диана считала соблюдающей правила хорошего тона даже во сне. В воздухе пахло чем-то противным, приторно-сладким, и Диана никак не могла понять, чем, пока не вспомнила, что здесь был врач.
Да, это именно тот самый запах: как будто здесь побывал врач.
Подойдя ближе и присев на краешек кровати, Диана заметила, что обои гранатового цвета немного подсвечивают милое лицо спящей Элизабет и придают её бледным щекам легкий румянец.
— О, Лиз, — сказала Диана и взяла руку сестры. Та казалась безжизненной, но Элизабет и так никогда не отличалась крепкой хваткой. Больная приоткрыла рот и закрыла его на выдохе, и Диана восприняла это как знак продолжать. — Я следую твоему совету и уезжаю — мы уезжаем. — Она хотела произнести это громче, но ей удалось лишь прошептать. Это намерение было настолько невероятным, что даже со своим богатым воображением Диана не могла себе представить, какой будет её жизнь всего лишь через месяц. — Мне так жаль, что я не смогу порадоваться рождению твоего малыша. Но мы будем часто писать… Как ты сказала, для нас с Генри это единственная возможность быть вместе.
Какое-то время она продолжала монолог — тихим голосом, поскольку предполагала, что не стоит будить Элизабет, если той и вправду нехорошо. Слова сливались в бессвязный поток неистового смешения чувств: предвкушения, волнения и присоединившегося к ним чувства вины за то, что она оставляет беременную сестру. Диана могла бы продолжать ещё долго, пусть время и шло, и ей предстояла встреча, на которую нельзя опоздать, но тут пальцы сестры крепче сжали её руку.