Глава 1.
Щелчок затвора фотоаппарата, вспышка озаряет тёмное помещение, давая на мгновение увидеть окружающее пространство.
Ты видишь девушку, лежащую в лужах собственной крови и мочи, с перекошенным лицом в гримасе разочарования, страха, переходящего в животный ужас. Она раскинула руки, расставила пальцы, намертво уцепившиеся почти сорванными ногтями в деревянный пол. Ладони в занозах, мелких канцелярских гвоздиках выглядят отвратительно набухшими кровоточащими. Дышит ли она?
Как бы не так, её грудь в крови и ошмётках одежды оголена больше чем на половину, но не выпирает, потому что практически до рёбер срезана кусками. Видимо нож был плохо наточен, потому что выглядит довольно неаккуратно и рвано. Рассматривая её ближе, ты замечаешь след от топора, раздробившего, словно сухое полено, грудину, выломав на пути большую часть рёбер. Он спешил, но наслаждался во время убийства.
Ты делаешь такой вывод, когда обнаруживаешь неаккуратные следы окровавленных ладоней на внутренней части бедра жертвы. Там же ты замечаешь следы от ногтей, явно выдающие намерение сорвать кожу и белесую жидкость, стёкшую на пол и успевшую засохнуть. И ноги. Ты видишь по паре открытых переломов на лодыжках и коленях.
Как ты запомнил всю картину за мгновение, пока помещение освещается вспышкой? Кажется, что ты больше не сможешь забыть.
От увиденного хочется блевать, но ты не можешь, потому что должен держаться, подавать пример юному поколению следователей. Но сами они давно выбежали из квартиры жертвы, окропляя зелёно-жёлтыми каплями пол. И не вернутся ещё очень долго. Поэтому ты, пользуясь случаем, бежишь в слабо освещенную ванную комнату с обоями в фотографиях роз и ромашек и блюёшь прямо в раковину, где в процессе обнаруживаешь тринадцать желтоватых выломанных зуба. Голова гудит, мысли ошеломляют, картины всплывают перед глазами, заставляя тебя заблёвывать грязную раковину снова и снова. Но твой опыт научил организм снижать количество затрачиваемого на сей процесс времени. Теперь ты пялишься в раковину, словно боясь поднять голову. И верно боишься, потому что за тобой наблюдают со спины. Кто-то смотрит на тебя через отражение в зеркале, висящем над раковиной. Кто-то тихо дышит у тебя над плечом.
Ты поднимаешь голову и видишь в отражении тёмный силуэт за шторкой. Кто-то просто стоит и наблюдает. Дыхание стихло. Ты замер, пялишься на него. Желтый свет лампы начал медленно угасать, комната темнеть, силуэт растворяться. Лампочка моргнула пару раз и погасла. Ты нащупал заледеневшими пальцами кобуру пистолета, снял с предохранителя и медленно бесшумно вытянул его. Крепко сжав в руке оружие, ты чувствовал себя уже гораздо спокойнее в тёмном помещении. За дверью ты услышал топот.
Ты сделал пару шагов в сторону ванны, взял пистолет обеими руками и поднял их на уровень глаз. За спиной раздался скрип открывающегося крана. Резко разворачиваешься на звук, ставишь палец на курок. Кто-то постучал в дверь, назвал твоё имя. Это голос твоего напарника Шона. Он повернул ручку двери и посветил фонариком на тебя. Ты направлял оружие в зеркало.
— Что ты, чёрт возьми, делаешь, Элв? — Шон смотрел на тебя недоумевающе, — Здесь кто-то есть.
— Нет. Никого, — ты опускаешь пистолет и возвращаешь его в кобуру, — Показалось.
— Тут ведь был свет? Единственная лампа во всей квартире, если мне не изменяет память, — голос напарника был низким, прокуренным. Он говорил тихо и был спокоен. На лице, как и всегда, можно было заметить мировую усталость, раздражение и замученные глаза, обрамлённые тёмными кругами, — Так и будешь тут стоять?
— Лампа, похоже, перегорела. Как вовремя.
Шон устало прикрыл глаза, томно вздохнул и снова открыл их. Его впалые щёки и чёрные, как смоль, глаза делали его жутковатым, а бледная кожа — болезненным. Хотя сам он был довольно крепким и сильным мужчиной под тридцать, выглядел на все сорок пять. Сейчас, при отсвете фонаря от кафельного пола, он выглядит потрёпанным и замученным гораздо больше обычного. Хоть ты уже привык к нему за семь лет совместной работы, тебе было слегка не комфортно видеть его безразличие на расследованиях. Он всегда был холодным, спокойным и отстранённым даже при виде таких тел, как в гостиной.
— Эмилия Блэр, тридцать лет. Официантка в ресторане «Блеск» при отеле «Форлорн», по выходным — стрептизёрша. Там же, — Шон развернулся на месте и побрёл к телу и, как всегда, не дожидаясь напарника, начал осмотр трупа и места преступления, проговаривая вслух всё, о чём думал, — Бывал там разок. Не понравилось.
— Ни любви, ни романтики? Ты ведь так любишь традиционные отношения. — ты знаешь о Шоне всё, включая его суицидальные наклонности и предпочтения.