– Это икона, глупая женщина! Работа художника, не более того. Я же не продаю Иисуса!
– Это богохульство! – выкрикнула Зоя, но ее ярость отчасти была притворной.
Женщина потянулась за одним из стаканов. Она высоко взмахнула рукой, не оставляя сомнения, что собирается разбить его и воспользоваться им как ножом.
Хозяин опередил ее, схватив стакан за восхитительный золотой ободок и раздавив его. В руке у Косьмы осталась нижняя часть с острыми зазубренными краями, которую он держал как кинжал. Его расширенные от ужаса глаза вспыхнули, рот открылся.
Зоя колебалась. Она ненавидела боль. Тело женщины ощущало ее так же остро, как и экстаз, и такие моменты были невыносимы, словно она балансировала на краю утеса. Но наступил момент мести, которую Зоя мучительно вынашивала долгие годы. Она снова ринулась вперед, ожидая нападения и держа наготове край своей накидки, чтобы смягчить удар режущей грани.
Косьма, ведомый страхом, накинулся на Зою, выставив вперед стакан с зазубренными краями.
Она почувствовала, что стекло поранило ее, и, изловчившись, выхватила стакан. Зоя закричала, чтобы привлечь внимание слуг: впоследствии ей понадобятся их показания. Был разбит только один стакан. Она всего лишь защищалась, когда хозяин дома на нее напал.
Косьма был захвачен врасплох. Он ожидал, что Зоя упадет на спину, истекая кровью. Вместо этого она прижалась к нему, повернув острые края стакана на противника и надавив на него всем телом. Другой рукой она крепко держала руку Косьмы. Осколок вонзился в него, оставив тонкий глубокий порез.
Затем Зоя отступила и изобразила на лице удивление – в комнату вбегали слуги.
– Все в порядке, – сердито крикнул им Косьма, не отрывая взгляда от женщины.
Его лицо покраснело, глаза горели.
Зоя повернулась в сторону слуг – двух мужчин и женщины – и заговорила извиняющимся тоном: было очень важно, чтобы они это запомнили.
– Я уронила стакан, и он разбился, – сказала она с очаровательной улыбкой, всем своим видом демонстрируя смущение и раскаяние. – Мы одновременно потянулись за ним и… столкнулись друг с другом. К несчастью, мы оба схватились за стекло и порезались осколками. Пожалуйста, принесите чистую воду и полотняную ткань.
Слуги колебались.
– Делайте, что вам говорят! – рявкнул Косьма, сжимая рану, из которой на одежду сочилась кровь.
– У меня с собой есть средство для облегчения боли, – услужливо сказала Зоя, нащупывая в складках туники мешочек из маслянистого шелка.
– Нет, – мгновенно ответил Косьма. – Я воспользуюсь своим.
Он ухмыльнулся, давая понять, что разгадал ее трюк.
– Ну как хочешь.
Зоя высыпала порошок в рот, запив его глотком вина из стакана, который уцелел.
– Что это? – спросил Косьма.
– Болеутоляющий порошок, – ответила Зоя. – Хочешь?
– Нет!
В глазах Косьмы блеснула насмешка.
Вернулись слуги и принялись тщательно промывать им раны.
– У меня есть целебная мазь…
Зоя извлекла фарфоровую баночку с нарисованными на ней хризантемами. Слегка смазала свою рану. Мазь лишь немного успокоила боль, но Зоя расслабилась, притворившись, что почувствовала большое облегчение. Со спокойным, почти безразличным выражением лица она протянула открытую банку Косьме.
– Господин? – спросил один из слуг.
– Ладно уж, возьми, – нетерпеливо согласился Косьма.
В присутствии слуг он не мог показать, что боится.
Слуга повиновался и щедро смазал его рану.
После того как обе раны были перевязаны, слуги принесли вино, стаканы и голубую фарфоровую вазу с медовыми пирожными.
Через пятнадцать минут Косьма начал обильно потеть и тяжело дышать. Стакан выскользнул из его руки и с глухим звуком откатился в сторону. Оттуда выплеснулось вино и растеклось по полу. Косьма приложил руку к горлу, как будто хотел ослабить слишком тугой ворот туники. Его трясло.
Зоя встала.
– Апоплексический удар, – констатировала она, глядя на Косьму сверху вниз.
Затем не спеша подошла к двери и позвала слуг.
– У вашего хозяина случился припадок. Вы должны послать за лекарем, – сказала она.
Убедившись, что побледневшие от ужаса слуги удалились, Зоя вернулась к потерявшему сознание Косьме. По ее расчетам он должен был прожить по крайней мере еще час, но, похоже, яд действовал слишком быстро.
Косьма вздохнул. Казалось, ему стало немного лучше. Несмотря на то что Зое противно было прикасаться к его жирной туше, она наклонилась и помогла несчастному изменить положение тела, чтобы ему было легче дышать. Если бы она этого не сделала, то не успела бы сказать ему все, что намеревалась.
– Это из-за тебя, – задыхаясь и злобно кривя губы, простонал Косьма. – Ты собираешься украсть мои иконы. Воровка!