"Прошу" - мотнул ручищей трактирщик в сторону лестницы.
Походка здоровяка шла в разрез с его общим образом - каждый шаг на правую ногу выдавал ее недостаток, хромоту, а вот на лестнице ноги в штанах из серых лохмотьев проявили себя очень прытко.
Усатый пан пристально наблюдал за походкой постояльца, будто в полудурмане он сопровождал его взглядом. Странник же хотя и избегал лишний раз смотреть в сторону мужика, ощущал затылком, как глаза того прожигают в его спине клеймо, он понимал, что хорошего от такого привета ждать не придется.
Лишь здоровая нога трактирщика ударила о пол второго этажа, как из одного из дверных проемов появилось улыбающееся лицо худой девицы, коричневые локоны ее были сбиты в неаппетитное гнездо на голове, она хотела было полностью выйти из комнаты, но позади ее приятеля замаячила незнакомая фигура, и женщина в попыхах скрылась за дверью, ударив ее с такой силой невинного испуга, что один из кованных настенных подсвечников покосился.
- "Дура", - мысленно выругался верзила. Ему почувствовалось, как в горле стал ком слюны, захотелось сплюнуть его, харкнув при этом как можно громче, а затем искупать язык в сладком жгуче и присесть возле печи. Старая рана заныла, и здоровяк ощутил, как в нем начинает бурлить злоба, за которой, тем не менее, стояла зависть - свет желтых монет оставил в его памяти неизгладимый отпечаток.
- Там, - кинул трактирщик и тяжело двинулся вперед.
Проходя мимо только что захлопнувшейся двери, верзила с силой дернул подсвечник, вырвал вещицу из деревянной стены, а затем остановился дверью спустя. Близость свечи и лица сопроводителя открыли перед странником театр гримас: морщины верзилы переливались сотнями ужасающих ролей, показывали ужас, веселье, усталость и злобу, играли светом и тенью на узком лице, то и дело поблескивая в капельках пота.
- Вот.
Толчком ступни хромой ноги дверь была отперта. Темная комната озарилась слабым светом, верзила уверенно зашагал к столу, а после к стенам, оставляя на каждой из них отпечаток свечки - маленькие огоньки, что радостно заплясали, приветствуя гостей.
- Вот... - еще раз сказал верзила, с неким сомнением.
- Хорошо, - странник протянул монету. - Надеюсь, ужин будет скоро.
Серьезное лицо пришельца, который раз сконфузило трактирщика, он трепетно выхватил тремя пальцами монету из его рук, и, пересилив себя, пролепетал:
- Может кроме сна и... и мяса... и-и... и жгуча... пан, - трактирщик как бы уменьшился, несмотря на то, что он выше на пару голов за своего собеседника, ему удалось по-щенячему из-подлобья посмотреть на странника, - желает пан... девку?
Лицо верзилы налилось красным по самый верх, он был похож на спелый томат, достойный стола самого Земного Отца, для полноты картины не хватало лишь зеленой смешливой шапочки. Странник ответил пронзающим взглядом. Даже мельчайший из мускулов его лица сейчас будто сковала корка льда.
- "Отказать. Отказать. Отказать. Отказать...", - крутилось в его голове, но глупый язык, снова заворотил своим упитанным телом. - Какую-то из тех потаскух внизу под меня подложишь? - сказал он почти неразборчиво, но трактирщик тут же замахал огромными ручищами.
- Нет. Нет, пан! Для Вас только... мэ-э, только лучшее! Но... конечно...
Неуверенность трактирщина надоела страннику, и он закончил за него.
- Но только за особую плату? - кивок. - И сколько?
Трактирщик снова замялся и напрягся, будто пытаясь заставить томат, заменивший лицо, созреть еще больше. Лишь странник набрал в легкие воздух, верзила ответил.
- Пять!
- Веди, - устало выдохнул странник, а в голове его зажужжали низкие мысли. - "Пусть знает пес, что я могу себе позволить любую девку в этом городе. Да в одних моих штанах больше добра, чем у его хозяина на всей этой земле. Я заслужил расслабиться! Пусть знает, что если бы я захотел, то и те застольные, сосущие жгуч уродины были бы моими за бесценок...".
Странник прошел в комнату, а трактирщик, легко кланяясь, спиной вперед вышел из комнаты и бережно закрыл за собой дверь.
Продолжая обдумывать свои возможности и превосходство над всеми, кого успел увидеть за последние пол часа, странник незаметно для себя стал раздеваться, и бродить по комнатке. Чуть дальше от него, ровно напротив двери, расположилось на вид старое большое кресло. Покрыто оно было алой тканью, вероятно, когда-то дорогой, но и такое вряд ли найдется у кого-то в окресностях, а потому, мужчина решил, что это лучшее кресло во всем городе. Лук, колчан со стрелами, короткий меч и кошель с золотом, все, что надежно и незаметно расположилось под плотной, хотя и изовранной тканью широкого плаща, отправилось на увесистую кровать в левом углу комнаты. Синее покрывало кровати тут же заплясало волнами складок.
Около правой стены расположился сбитый из досок куб, с прорезанным в нем местом для ног. Табурета по близости не было, да и крышка этого наскоро сбитого из подручной древесины стола была покрыта почтенным слоем пыли. Странник распахнул рубаху и бросил ее, та белым лебедем упала недалеко от кровати.
Подтянутое жилистое тело играло тенями мышц, на стенах появился бугристый силуэт и странник воспользовался возможностью, чтобы получше рассмотреть на пустой стене свою тень, мысленно отмечая ее привлекательность.
Он устало двинулся к креслу, опустился в бархатную мягкость и прикрыл глаза. Свет свечей разлился по белой линии сшитой плоти, что чудовищной многоножкой лежала на его груди, поднимаясь вверх и скрываясь в плотном ущелье тонких губ. Горло, подбородок и даже растерзанный сосок - она сотней недвижимых ножек почивала на его теле.
Двухнедельная небритость предавала лицу ожесточенности, аккуратные худые брови разделялись чередой складок, под глазами наметились синие мешки, а небрежно отрезанные волосы заканчивали образ усталости и длительной нехватки времени. Два блестящих серебристым светом наруча прочно охватывали его утомленно опустившиеся на подлокотники кресла предплечья.