Через миг Мотыря оказалась брошенной на истекающее кровью тело своего мертвого отца, ее уже окровавленная одежда в момент была разрезана вытянутом из ее тела лезвием, и на белой груди заиграл свет свечей, резкая боль ниже живота прошила ее, и за несколько мгновений девушка вся была измазана кровью. Резкие толчки снизу заставили ее красивое опороченное тело содрогаться в такт, она почти стонала, тысячи различных мыслей, образов и ощущений прошибли ее ум, но взгляд упал на кровавое месиво, которое еще недавно было головой ее отца, и по щекам покатились слезы, оставляя разрозненные розовые ручейки.
Хриплый, сдержанный вой, и толчки прекратились. Напряженное жилистое тело поднялось над жертвой и добычей. Хрип тяжелого дыхания постепенно становился тише. Мотыря осторожно прикрыла промежность уцелевшей рукой, скотилась с тела убитого отца и упала во все еще горячую лужу крови. Девушка свернулась клубком, закрыла глаза, поднеся уязвленную ладонь к лицу и тихо засопела.
Фигура мужчины аккуратно метнулась в сторону, пытаясь удержать равновесие на скользких от крови ступнях. Рубашка, что еще не так давно была почти что белой, сейчас оказалась мокрой и красной из-за вязкой крови. Странника это мало занимало, и материя в миг покрыла вспотевшее тело.
- Отдать... Надо было отдать. Отдать надо было. Надо было отдать... - бормотал путник, засовывая кинжалы на место - в карман на тыльной стороне сверкающих наручей. - Ну зачем, зачем опять?.. Воды. Пить!
Он скользнул в сторону стола, обойдя тела, словно мебель. Два кувшина. Он дернул один - опрокинул и тут же, выплюнув все, попавшее в рот, поставил на место, затем схвати другой - вода. Путник жадно сделал несколько глотков, а затем опрокинул кувшин себе на голову и провел рукой по лицу.
- Твари. Я же был щедр с вами. И добр. Снова бежать, - он сплюнул и за два шага очутился возле кровати, поспешно обуваясь, накидывая на себя вещи и наскоро проверяя каждую из них.
Засов отворился. В комнате осталась только свернувшаяся в луже крови собственного отца юная дева и несколько желтых огоньков свечей.
- Ты чего Ваин?
- Слыхал? Шорохи. И, кажется, свечтадо...
- Не думаю, что наш приятель захочет отдать свое золото по собственной воли, - усмехнулся хозяин.
- Нет, пан...
- Не забивай голову ерундой. На вот, съешь. Заедать надо, а ты только пьешь. Пусть и разбавленную. Но пьешь. А мяско моих свинок хорошее, нежное, утоляет и голод, и похмелье. Ну чего ты, друг?
Ваин остервенело отстранил руку хозяина.
- Теперь ничего.
- Значит все идет хорошо.
- Я поднимусь.
- Ваин, - понизил голос хозяин, - Яырь воевал в Окоморье, он видел многое и знает многое. Он умелый мужик, не мешай, пусть делает свое дело. Я ему хорошо плачу и уверен в нем. В обиду я его никогда не давал, но знаю, какой он горделивый... и его сегодняшняя жертва... Пусть высвободит злость на путнике, развеется.
- Жертва? -переспросил сын Ваина, только что вернувшись с улицы.
- Не твоего ума дела, сопляк! - рявкнул старик и кинул в того кружку со стола, а затем ушел в удаленный от лестницы угол и принялся ходить из стороны в сторону, поглядывая на верхнюю ступень.
- И чего с отцом? Снова не в духе? - улыбнулся парень, подняв кружку, он давно уже привык к выходкам своего предка.
- Все хорошо, щеночек, ночь тяжелая, впервые к нам приходят такие гости. Вот твой папка и настороже. На вот, скушай, - юнец с удовольствием принял из рук хозяина кусок свинины, поглотил его за несколько укусов и закинул кружку жгуча над открытым ртом.
Несколько глотков влаги успели попасть в рот, когда стрела насквозь пробила горло и шею паренька. Молодой мужчина пошатнулся, в след за кружкой и, облившись жгучем, опрокинулся вместе со стулом. Влажные белые волосы слегка обагрились разбавленной выпивкой кровью.
Следующая стрела пробила колено хозяина таверны, быстрый и не по годам ловкий Ваин выскочил из таверны через окно, оставив раненого господина и тело сына.
Оглядевшись, путник отметил отсутствие пьяного сонного мужика и компании хозяина: грязная посуда осталась на столах, а на столе ближе к выходу стояли кружки, бутылки и немного еды, на столе, от которого, скрепя зубами, подгоняемый страхом, на локтях полз пышноусый мужчина. Едва хозяин успел обползти тело молодого человека, как нечто провернуло стрелу в его ноге, а потом резко потянуло на себя, так, что древко стрелы сломалось.
- Так, значит, ты убил этих детей! - прикрыв глаза паренька и положив ему на лоб золотую монету, произнес странник. - Дай посмотрю, - резким движением странник перевернул хозяина с живота на спину и всмотрелся в его искаженное ужасом и острым пониманием происходящего лицо. Облик мужчины в миг состарился, стал неестественно худым, а тень путника, спадая на лицо хозяина черным покрывалом, делала его мертвенно серым. - Однажды, - сказал путник, нагнувшись над жертвой и прижав ее к земле, - один перв, когда я грабил его обитель, упрекнул меня в отсутствии веры. Он сказал что-то вроде: "ты убиваешь, потому что лишен веры, безбожник!". Я же очень удивился, наш предводитель тогда сказал, чтобы мы не убивали тех, кто не сопротивляется... И я послушался. Я подошел к перву и повалил его наземь. Я попросил его: "отец, я лишен умения молиться, я прошу тебя поделиться со мной твоей рукой", - острым тесаком я одолжил у него одну кисть. "Отец, я лишен прозорливости", - этим клинком я забрал его глаз, - странник провел по щеке жертвы одним из своих лезвий. - И, - "Отец, я лишен слуха к голосам страждущих", - я взял у него ухо. И знаешь, что? - путник всмотрелся в лицо хозяина, обнажив мерзкий оскал плотно сжатых зубов. - Хозяин! - рыком обратился он. - Я пришел сюда за отдыхом, но твои слуги лишили меня сил! Я прошу тебя, хозяин! Утоли хотя бы одну мою жажду! - тонкое лезвие блеснуло недалеко от лица мужчины и оставило красную линию на его шее, кровь ожерельем брызнула из раны, а докончил украшение уверенный удар ножа чуть ниже подбородка. Тело веселого господина дернулось и навеки обмякло.