Тем временем, рюмки были налиты по новой. Настала очередь старого Деркача говорить тост. Зазвенев медалями, старик встал. В одной руке он сжимал рюмку, в другой палку. Палкой старый Деркач погрозил Вадику Печенкину.
- Вот я тебе! Я на тэ двадцать шестом! Я свое дело знал туго! Однажды пять суток в танке не ел, не пил, не спал, не срал, панимаш!
- Дернули! - поддержал отца Юрка. За это не выпить было нельзя. Святое. Все и выпили. Дед Брюсли запил «горькую» спорышем.
- Гомики вы там все, в своем Питере! - грохнул по столу кулаком Иван Кальсонов. - Только гомики увиливают от прямого ответа на прямой вопрос!
Члек, Пукалов и Юфкин затянули еще одну тягучую балладу. Про Ермака-омулёвую бочку, который на Байкале служил ямщиком. Дед Брюсли вдруг почувствовал, что у него открылся третий глаз. Ему стало очень хорошо - легко и тепло. Так же, как, наверное, будет в раю. Даже Иван Кальсонов со своими несостоятельными предположениями уже не казался таким нудным уродом.
- Теперь ты, мил человек, что-нибудь пожелай нашему Вадику, - сказал старый Деркач. Дед Брюсли послушно поднялся на подгибающихся ногах.
- От себя лично и моих квартирантов желаю тебе, дорогой Вадик, чтоб движок всегда тянул, и дома ждали, - вязко произнес дед Брюсли. Он выпил водку и упал на скамейку. Доброе Утро тут же сунул ему под нос фляжку со спорышем. Он был заботливым челом.
- Спасибо, пацаны, - сказал Вадик Печенкин, сделав над собой усилие, чтобы не икнуть. - Я тронут. В рот компот!
- Я перебью! - напомнил о себе Иван Кальсонов. - Вадик, у меня есть миротворческая идея. Если городские не могут ответить на мой вопрос, тогда с них коньяк! Пусть проставляются, раз «очко» жмет!
Члек, Пукалов и Юфкин оборвали свою бесконечную песню. Все деревенское общество выжидательно уставилось на городских. Те в свою очередь посмотрели на своего командора. Дед Брюсли пошарил под скамейкой и важно выставил на стол бутылку коньяка из мегамаркета.
- От нашего стола, так сказать, вашему столу!
Не дожидаясь радостного отклика, Дед Брюсли разлил по рюмкам содержимое бутылки. Армянская жидкость цвета жасминового чая была так же похожа на коньяк, как пинок под зад на эротический массаж, хотя, действительно, здорово шибала настоящими клопами.
Дед Брюсли поднял свою рюмку и воскликнул нетвердым голосом:
- Дернули?!
Все, не спеша, как истинные ценители благородного напитка, осушили посуду. В этот момент давно копившиеся от разложения внутренностей газы заставили Манчестера громко рыгнуть и дернуться.
- Дядя, ты чего? - спросил мертвеца Юрка Деркач. - Тоже коньяка хочешь?
- Что же ты, паря, не сказал, что твой дядя коньяк любит? - укорил Доброе Утро старый Деркач.
Доброму Утру ничего не оставалось, как налить Манчестеру рюмку коньяка и заменить ею пиво на подлокотнике кресла. Улучив минутку, когда все были заняты светской беседой, Доброе Утро выпил пиво сам. Он поставил пустой стакан на стол, наклонился к уху деда Брюсли и шепнул:
- Я думаю, что Манчестера необходимо положить в холод. Иначе он у нас совсем раскиснет.
- Ты что, Жека? Твою в колено! Где же мы летом холод найдем? - удивился сильно захмелевший, несмотря на спорыш, дед Брюсли. - А в холодильник покойный не влезет. Как ты думаешь, Очкарик?
А Очкарику было не по себе. Со всех сторон на него пялились какие-то морды. В ушах стоял сплошной гул: бэ-э-э! Он вспомнил страшноватую сказочку про Остров Дураков, которую читал в детстве. На Дурацкий остров привозили бездельников. С утра до вечера они лишь бесплатно развлекались и пировали, пока не превращались в баранов. Потом хозяева острова стригли их и забивали на мясо. Тем и жили.
- Я, пожалуй, пойду, позвоню своей знакомой, а то она, наверное, беспокоится, - сказал Доброе Утро.
- Мне тоже нужно звякнуть в училище, - заметил Очкарик, кладя в рот мятную жвачку и вставая.
- Ладно, ребятки, идите, проветритесь, только надолго не пропадайте, - согласился дед Брюсли.
Доброе Утро и Очкарик с трудом нашли обратную дорогу из лабиринта темных коридоров на улицу. Во дворе они встретили ожидаемо нетрезвого участкового, беседовавшего с большой псиной, прикованной к будке якорной цепью. Друзья даже не заметили, когда участковый покинул мальчишник. Пал Палыч сидел возле собачьей будки прямо на земле, а барбос, улегшись набок в тенечке, вылизывал у себя под хвостом. Со стороны казалось, что у собеседников нашлось много общего. Собака явно пришлась Пал Палычу по душе. Подойдя ближе, Доброе Утро и Очкарик услыхали, как участковый задушевно рассуждает с улыбающейся псиной о политике: