Но Алисон Париш Уитакер неколебимо верила и в другое - в свою сестру. Тысячи раз она повторяла: «Сэм любит тебя. Как он может не любить тебя?»
Настойчивость Алисон чуть было не привела к тому, что Мейлин взяла билет до Сан Антонио, чтобы появиться там в сапогах, со Стетсоном в руке и, поздравив его с Новым годом, признаться в любви.
«Ну, что плохого может приключиться в этом случае?» - спрашивала ее Алисон, когда сестры обсуждали это путешествие в Техас. «Он может разбить мое сердце», - отвечала Мейлин. На что Алисон обычно отвечала: «Твое сердце все равно разбито».
И вот Сэм Каултер здесь.
- Мне не хватало тебя, Джейд.
- Вот как?
- Мне кажется, что это нормально, когда не хватает человека, которого любишь. Но я не знаю, я никогда еще не любил… до этого. - Сэм не знал, что ответит ему Мейлин. Он знал только одно: он не может прожить жизнь без нее, без ее любви. - Я люблю тебя, Мейлин. Я должен был сказать это уже давно. Но я думал, что ты просто играешь со мной, но ведь это не так, правда? Ты просто сама не была уверена в себе.
- Ты любишь меня? - повторила Мейлин.
- Я люблю тебя. - Нежные слова Сэма растворились в ночном воздухе, обволакивая ее теплом любви. - И я хочу прожить с тобой всю жизнь. - Он вынул из кармана маленькую красную коробочку. - Открой это, Джейд. Я хотел бы попрактиковаться в качестве дарителя и воспользоваться своим правом потребовать посмотреть подарок.
Новогодняя коробка для ювелирных украшений и так была красной, но Сэм, чтобы наверняка приманить счастье, перестраховался. Кроме пурпурной атласной коробки этот мужчина, построивший для Мейлин гнездо в ту страшную ночь тайфуна, построил еще одно - но очень маленькое - из красной папиросной бумаги.
Бриллиант был совершенно круглым, самой чистой воды и надежно покоился в шестиугольном гнезде, изготовленном в «Тиффани». Он светился изнутри собственным светом. Мейлин смотрела на него, не в силах вымолвить что либо.
- Это довольно консервативно, и если ты предпочитаешь что то другое… - сказал тогда Сэм.
- Нет, - тихо ответила она, - мы, Уитакеры, вообще консервативны.
Мейлин осторожно прикоснулась к бриллианту, тем же трепетным касанием, как когда то к светящейся изумрудным и нефритовым светом стеклянной луне. Но тогда это была иллюзия, а теперь - реальность. И все же ей трудно было поверить в реальность происходящего.
- Значит, оно тебе нравится? - спросил Сэм. - И ты выйдешь за меня замуж?
- Нравится, я его уже люблю. - И, подняв взгляд к его темно голубым глазам, в которых светилась любовь, она прошептала: - И люблю тебя.
Они хотели обнять друг друга, но им мешала маленькая красная коробочка в ее руке. Взяв кольцо, Сэм нежно надел его на ее дрожащий палец.
На миг Мейлин показалось, что и его руки дрожат.
Кольцо пришлось ей впору, словно было сделано по ее руке.
- Ты был абсолютно уверен, что я скажу «да», так ведь, Ковбой?
Она нежно поддразнила его, просто для того, чтобы не расплакаться. Но он не улыбнулся, его глаза стали даже еще серьезнее.
- Вовсе нет, - спокойно ответил он. - Я только надеялся, надеялся всей душой, что ты согласишься. И кстати, ты ведь так и не дала официального ответа.
- Да, Сэм, да, я выйду за тебя!
И тут у нее наконец брызнули слезы, и Сэм начал сцеловывать их, но он не остановился даже тогда, когда они кончились.
Наконец, в промежутке между двумя поцелуями, он прошептал:
- Когда же, Джейд? Когда будет свадьба?
- Когда ты захочешь. Свадьба Джеймса и Алисон - завтра.
- В твой день рождения. Или в день рождения Алисон, если только до него не так долго ждать.
- У нее день рождения сегодня, и через десять минут он уже кончится.
Сэм задумался, потом сказал:
- Ну что же, посмотрим. Алисон выходит замуж в первый день европейского нового года, значит, мы можем пожениться через месяц, в первый день китайского нового года. Или…
Сэм прервался, чтобы посмотреть, понимает ли она его, и увидел, что понимает. Ее зеленые глаза блеснули, и на щеках появился легкий румянец. Он понял, что она уже не та актриса, что разыгрывала радость в то время, когда ей было больно.
Мейлин Гуань принадлежала обоим мирам и теперь гордилась своим происхождением.
- Или, - радостно закончила она, - мы можем пожениться как раз посередине.
Они снова слились в долгом поцелуе. Наконец Сэм оторвался от нее и, ласково улыбаясь, сказал:
- Пора бы начать думать о том, где провести эту ночь. - И не успела она ответить, он внезапно решил узнать о более дальних планах на будущее: - А где мы будем жить? Где будет жить твоя семья?
- Здесь, включая, периодически, и моих дедушек и бабушек. Боюсь, мы становимся семьей борцов за демократию.
- Ну что же, в моей техасской крови эта страсть тоже присутствует. Значит, мы будем жить в Гонконге. Как ты думаешь, мы сможем убедить Джеймса заказать нам еще парочку зданий?
- Надеюсь, - Мейлин вдруг посерьезнела. - Но ведь сначала тебе нужно покончить с двумя другими проектами, разве нет?
- Нет, - улыбнулся, к ее удивлению, Сэм. - Они звонили мне, но я сказал, что дам им ответ в начале Нового года… после встречи с тобой.
- Но ты можешь согласиться. Я поеду с тобой. Но Сэму не хотелось отрывать эту женщину от ее семьи.
Лучше я останусь здесь. Найдем какой нибудь пляж, пару лошадей, и я поучу тебя ездить верхом. - Увидев тревогу в ее глазах, Сэм поспешил успокоить ее: - Верховая езда не самое необходимое для ковбоек, но мне кажется, тебе должно понравиться.
- Да… но только не сейчас.
И тут его осенило - он ведь заметил, подходя к ней, как она держит руки на животе. Его поразило, как изящно, как волнующе она выглядела в этой довольно необычной - и неотразимой - позе. Этот защитный жест, эта поза не могли не быть материнскими. И тогда он тихо, очень тихо спросил:
- У нас будет ребенок?
Мейлин влюбленно посмотрела в его голубые глаза и ответила:
- У нас будет маленький тайфун.
- Ты хорошо себя чувствуешь?
- Прекрасно. Только иногда теряю равновесие.
- Ты совсем потеряла равновесие в момент нашей встречи.
- Но ты не дал мне упасть.
- Я никогда не дам тебе упасть.
И вот теперь его сильные руки задрожали; теперь это была не иллюзия, они дрожали от восхищения и благоговения, когда он прикоснулся к ее животу. И когда к его рукам присоединились ее руки, они оба поняли смысл этого жеста.
Он был материнский - и одновременно отцовский… торжественное и радостное обещание обоих родителей всегда любить и лелеять тот крошечный дар любви, что рос глубоко внутри.