Я обошелъ все это и заглянулъ въ запущенную аллею сада, какъ вдругъ увидѣлъ въ ней одинокую женщину.
Она замѣтила меня, когда я тронулся съ мѣста. Она шла мнѣ навстрѣчу, но остановилась.
Подходя ближе, я увидѣлъ, что она хотѣла повернуть обратно, но потомъ остановилась и дождалась меня. Она выразила величайшее удивленіе и произнесла мое имя, а я закричалъ:
— Эстелла!
— Я очень перемѣнилась. Я удивляюсь, что вы меня узнали.
Свѣжесть красоты ея дѣйствительно пропала, но невыразимая прелесть лица осталась; Я зналъ и прежде, какъ она хороша, но чего я никогда не видалъ раньше — это грустнаго, мягкаго выраженія нѣкогда гордыхъ глазъ; чего я никогда не испыталъ прежде — это дружескаго пожатія нѣкогда безчувственной руки.
Мы усѣлись на ближайшей скамейкѣ, и я сказалъ:
— Послѣ столькихъ лѣтъ разлуки, не странно ли, что мы встрѣтились снова, Эстелла, на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ происходило наше первое свиданіе? Вы часто здѣсь бываете?
— Я съ тѣхъ поръ ни разу здѣсь не была.
— И я также.
Луна всходила, и я подумалъ о кроткомъ взглядѣ того человѣка въ темницѣ, котораго уже нѣтъ въ живыхъ. Луна всходила, и я подумалъ о томъ, какъ онъ пожалъ мнѣ руку, когда я проговорилъ тѣ послѣднія слова, какія онъ слышалъ на землѣ.
Эстелла первая прервала молчаніе.
— Я давно желала вернуться сюда, но не могла исполнить своего желанія. Бѣдное, бѣдное, старое пепелище!
Серебристый туманъ озарился первыми лучами луннаго свѣта, и тѣ же лучи озарили слезы, катившіяся изъ ея глазъ. Не подозрѣвая, что я ихъ вижу, и сдерживая себя, насколько могла, она тихо сказала:
— Васъ не удивляетъ, что это мѣсто пришло въ такое запустѣніе?
— Да, Эстелла.
— Мѣсто принадлежитъ мнѣ. Это единственное имущество, котораго я не уступила. Все остальное было мало-по-малу отдано мною, но это я удержала. Согласная на все, я не согласилась разстаться съ нимъ въ эти злополучные годы.
— Вы будете строить здѣсь домъ?
— Да, наконецъ. Я пришла сюда, чтобы проститься съ нимъ, пока оно не перемѣнится. А вы, — спросила она съ участіемъ, — вы все еще живете за границей?
— Все еще.
— И дѣла ваши идутъ хорошо?
— Я много работаю и получаю достаточное вознагражденіе… Да, мои дѣла идутъ хорошо.
— Я часто думала о васъ, — сказала Эстелла.
— Неужели?
— Въ послѣднее время очень часто. Были тяжелыя времена, когда я гнала отъ себя воспоминаніе о томъ, что я отвергла, когда совсѣмъ не понимала своего потеряннаго счастья. Но съ тѣхъ поръ, какъ долгъ не запрещаетъ мнѣ лелѣять это воспоминаніе, я удѣлила ему мѣсто въ моемъ сердцѣ.
— Вы всегда сохраняли ваше мѣсто въ моемъ сердцѣ,- отвѣчалъ я.
И мы опять помолчали, пока она не заговорила:
— Я никогда не думала, — сказала Эстелла, — что я прощусь и съ вами, прощаясь съ этимъ мѣстомъ. Я очень этому рада.
— Рады снова разстаться со мною, Эстелла? Для меня разлука тягостна. Наше послѣднее прощанье было очень печально.
— Однако вы сказали мнѣ,- отвѣчала Эстелла:- «да благословитъ и да проститъ васъ Богъ!» И если вы могли мнѣ сказать это тогда, вы не колеблясь скажете мнѣ это и теперь, — теперь, когда страданіе оказалось строже всякой другой науки и научило меня понимать, чѣмъ было для меня ваше сердце. Меня согнули и сломали, но — надѣюсь — я стала лучше. Будьте такъ же снисходительны и добры ко мнѣ, какъ вы были тогда, и скажите мнѣ, что мы друзья.
— Мы друзья, — сказалъ я, вставая и наклоняясь къ ней въ то время, какъ она поднималась съ скамьи.
— И будемъ друзьями, даже живя врозь, — отвѣчала Эстелла.
Я взялъ ея руку, и мы удалились отъ этого разореннаго гнѣзда. Вечерній туманъ разсѣялся теперь, и въ широкомъ пространствѣ, озаренномъ луной, я увидѣлъ, предзнаменованіе того, что я больше не разстанусь съ ней.
1860