Торопясь изъ всѣхъ силъ, я только что перебрался черезъ оврагъ, отъ котораго было недалеко до батареи, и только что взобрался на насыпь за оврагомъ, какъ увидѣлъ человѣка, сидѣвшаго на землѣ. Онъ сидѣлъ ко мнѣ спиной и, сложивъ руки, качался взадъ и впередъ, во снѣ.
Я подумалъ, что онъ обрадуется, когда я такъ неожиданно появлюсь передъ нимъ съ завтракомъ, а потому тихохонько подошелъ и тронулъ его за плечо. Онъ тотчасъ вскочилъ на ноги, и оказалось, что это не тотъ человѣкъ, котораго я зналъ, а другой.
Этотъ человѣкъ тоже былъ одѣтъ въ грубое сѣрое платье и на ногѣ у него тоже была цѣпь и все было такъ же, какъ у того человѣка, исключая только лица; на головѣ у него была плоская, войлочная съ широкими полями шляпа. Все это я увидѣлъ въ одинъ мигъ, такъ какъ только одинъ мигъ и могъ его видѣть; онъ выругался, хотѣлъ ударить меня, но сдѣлалъ это такъ неловко, что промахнулся, а самъ чуть не свалился съ ногъ, — и бросился бѣжать; разъ, другой онъ споткнулся и исчезъ въ туманѣ.
«Это тотъ молодой человѣкъ, о которомъ мнѣ говорилъ вчера каторжникъ!» подумалъ я, чувствуя, какъ сердце у меня заколотилось, когда я призналъ его. Я увѣренъ, что и печень у меня заболѣла бы, если бы только я зналъ, гдѣ она помѣщается.
Послѣ этого я скоро добѣжалъ до батареи; тамъ былъ вчерашній человѣкъ; онъ пожимался всѣмъ тѣломъ и ковылялъ взадъ и впередъ, точно всю ночь провелъ въ ожиданіи меня. Онъ навѣрное страшно озябъ. Я почти ждалъ, что онъ свалится съ ногъ у меня на глазахъ и умретъ отъ холода. Глаза его глядѣли такъ голодно, что, подавая ему пилу, я подумалъ, что онъ готовъ былъ бы съѣсть и ее, если бы не увидѣлъ моего узелка. На этотъ разъ онъ не перевернулъ меня вверхъ ногами, но оставилъ на мѣстѣ, пока я развязывалъ узелокъ и опорожнялъ карманы.
— Что въ бутылкѣ, мальчикъ? спросилъ онъ.
— Водка, отвѣчалъ я.
Онъ уже совалъ въ ротъ мясо, точно человѣкъ, который торопится его куда-нибудь запихать, а не то, что съѣсть; но тотчасъ же вынулъ его изо рта и отпилъ водки. Онъ такъ сильно дрожалъ всѣмъ тѣломъ, что ему трудно было держать горлышко бутылки между зубами и не разбить его.
— Я думаю, что вы схватили лихорадку, — сказалъ я.
— И я того же мнѣнія, мальчикъ, — отвѣтилъ онъ.
— Здѣсь очень нездорово, объяснилъ я ему. Вы лежали на болотѣ, а отъ этого дѣлается лихорадка, а часто и ревматизмъ.
— Я все же успѣю позавтракать, прежде чѣмъ они меня отправятъ на тотъ свѣтъ, — сказалъ онъ. — Я позавтракаю, хотя бы меня послѣ того повѣсили вонъ на той висѣлицѣ, за батареей. До тѣхъ поръ я справлюсь и съ лихорадкой, честное слово.
Онъ глоталъ за разъ и котлету, и мясо, и хлѣбъ, и сыръ, и пирогъ; и все время недовѣрчиво оглядывался и часто прислушивался, даже переставалъ при этомъ жевать. Дѣйствительный или воображаемый шумъ на рѣкѣ или мычаніе скота на болотѣ заставили его вздрогнуть, и онъ вдругъ проговорилъ:
— Ты не обманщикъ, пострѣленокъ? Ты никого не привелъ съ собой?
— Нѣтъ, сэръ! Нѣтъ!
— И никому не поручилъ слѣдовать за собой?
— Нѣтъ!
— Хорошо, сказалъ онъ. Я вѣрю тебѣ. Да и былъ же бы ты прямой негодяй, если бы въ твои-то годы сталъ помогать ловить несчастную тварь, замученную до смерти, злополучную тварь!
Что-то хрустнуло у него въ горлѣ, точно у него тамъ былъ механизмъ въ родѣ часовъ, которые собирались бить, и онъ провелъ оборваннымъ, грубымъ рукавомъ но глазамъ.
Сострадая его огорченію и слѣдя глазами за тѣмъ, какъ онъ уплеталъ пирогъ, я осмѣлился сказать ему:
— Я радъ, что онъ вамъ по вкусу.
— Ты что-то сказалъ?
— Я сказалъ, что я радъ, что пирогъ вамъ по вкусу.
— Спасибо, мальчикъ. Да, онъ вкусный.
Я часто наблюдалъ за пашей дворовой собакой, когда она ѣла, и замѣтилъ рѣшительное сходство между тѣмъ, какъ она ѣла и какъ ѣлъ этотъ человѣкъ. Всѣ ухватки у него были рѣшительно собачьи.