Поскольку Эми сохранила свою прекрасную кожу и фигуру на зависть, она продолжила быть самой большой драгоценностью для моего отца. Будучи намного красивее чем другие члены нашего семейства, она тем не менее тратит своё время и деньги на то чтобы скрыть себя под искусственными шишками и накладными болезнями кожи. У неё в коллекции есть много шейных корсетов и искусственных зубов, и её комод забит человеческими волосами. Осуществляя давнюю мечту, однажды она наконец таки разорилась и купила нижнюю половину «костюма толстяка» ручной работы, который она обожает носить под грязными леггинсами, похожими на оболочку для сосисок. Поскольку ей не хватило денег на подходящую верхнюю половину, ей приходилось гулять по улицам будучи похожей на двух женщин спаянных вместе в районе талии как следствие жестокого эксперимента. От талии и выше она выглядела стройной и спортивной, вышагивая на ногах, размером с брёвна, растущими из широченной выпуклой задницы, которой можно запросто давить ежей.
Однажды она в этом костюме приехала домой на Рождество и отец встречал нас в аэропорту. Его тут же затрясло, но он сдержался и молчал на протяжении всей короткой дороги к дому, но как только Эми ушла в ванную, он мне заорал, «Что блин с нею случилось? Боже мой, это меня доконает! Мне больно на это смотреть.»
«О чём ты?»
«О твоей сестре, вот о чём. Не прошло и пол-года с нашей последней встречи, и она уже выглядит как танк! Ты же должен был за нею следить!»
Я попросил его говорить потише. «Пожалуйста, папа, только не распыляйся при ней. Эми очень чувствительна к своей… ну ты понимаешь.»
«К своей что? Ну, давай, скажи же: к своей толстой, огромной жопе! Вот чего она стыдится, и правильно делает! На такую жопу можно сажать вертолёты.»
«Ну, папа.»
«Даже не пытайся её защищать, умник. Она одинокая женщина, и часики бегут вперёд. Кто её полюбит, ну кто на ней женится с такой жопой?»
«Ну», сказал я, «как мне говорили, многие мужики предпочитают как раз такие задницы.»
Он посмотрел на меня с жалостью, и его сердце разбилось во второй раз за сегодняшний день. «Мальчик, из того что ты не знаешь, можно составить энциклопедию.»
Он взял себя в руки когда Эми вернулась в комнату, но когда она полезла в холодильник, он повёл себя так, как будто она бросила спичку в бензобак его Порша. «Что ты к чертям делаешь? Посмотри на себя — это же самоубийство!»
Эми запустила ложку в банку с майонезом.
«Твоя проблема в том, что тебе скучно,» сказал мой отец. «Тебе скучно и одиноко, и ты жрёшь дерьмо чтобы заполнить пустоту. Я знаю как тебе нелегко, но поверь мне, ты можешь с этим бороться.»
Эми стала отрицать что ей скучно и одиноко. Моя проблема в том, сказала она, что я голодна. «Всё что я съела в самолёте — это парочка пирожных. Давайте пойдём в ресторанчик, поедим оладьев?»
Она продолжала притворяться до тех пор пока наш отец, голосом разрывающимся от боли, не предложил найти ей профессиональную помощь. Он говорил о специальных курортах и личных тренерах, предлагая одолжить, нет — дать ей деньги. «И вдобавок ко всему, я тебе заплачу за каждый фунт, который ты сбросишь.»
Когда Эми отказалась от его предложения, он попытался подать ей личный пример. Его Рождественский ужин состоял из трёх маленьких кусочков, а вместо десерта он решил пробежать три километра. «Кто-нибудь хочет пробежаться со мной? Эми?» Его утренняя зарядка стала занимать целый час вместо обычных десяти минут и также он стал приседать и наклоняться когда говорил по телефону.
Эми носила свой толстый костюм до тех пор пока её ноги не взопрели и не покрылись прыщиками. На утро перед возвращением в Нью-Йорк она наконец-то открыла свой розыгрыш и наш отец облегчённо зарыдал. «Ха-ха, ты меня действительно провела. Я должен был догадаться что ты никогда себе вреда не причинишь. И это действительно фальшивка? Ха-ха.»
Он вспоминал этот костюм ещё много месяцев. «Она меня провела поначалу, но даже с большой толстой жопой, она не могла скрыть красоту своей души, своей личности, и это самое главное.» Его эпифания не продлилась слишком долго, так как приближалось время съёмки, и он начал мне названивать с техническими вопросами. «Ты не знаешь, журнал будет нанимать профессионального косметолога? Я надеюсь что будет, потому что её волосы стали слишком тонкими. И как они намерены поступить с освещением? Можно ли доверять профессионализму их фотографа или нужно им звонить и просить чтобы нашли кого получше?»
Много чего я не говорю моему отцу, когда он звонит и спрашивает об Эми. Он не поймёт что у неё нет никакого интереса выходить замуж, и она была очень счастлива расстаться со своим другом, с которым они жили вместе, и кого она заменила на воображаемого парня по имени Рикки.
В последний раз когда её пытался снять импозантный холостяк, Эми поколебалась с ответом, «Спасибо за предложение, но в настоящее время меня не интересуют белые мужчины.»
Одно это способно было бы остановить сердцебиение моего отца. «Часики бегут,» — говорит он. «Если она будет с этим тянуть, то будет одинока до конца своих дней.»
И такой вариант похоже Эми вполне устраивает.
Каждый раз когда мне звонил отец и расспрашивал о фотосессии, я притворялся что ничего не знаю. Я ему не сказал, что в назначенное время моя сестра пришла в студию с грязными волосами и села рядом с дюжиной других Нью-Йоркских женщин, отобранных журналом. Она делала им комплименты по поводу их тщательно подобранной стильной одежды, и спокойно ждала пока им укладывали волосы, подравнивали брови и скрывали маленькие изъяны под пудрой.
И когда настал её черед в кресле стилиста, Эми сказала: «Я хочу выглядеть так, как будто кто-то меня только что жестоко избил.»
И над ней провели отличную работу. Синяки вокруг глаз и фиолетовые скулы были подчёркнуты узором царапин на лбу. Нос украшали потёки крови и соплей, а распухшие губы ограждал заборчик свежих швов.
Эми была восхищена своим новым видом и новым персонажем, которым он ей позволял стать. После фотосъёмки, она тут же посетила продуктовый магазин и прачечную. Большинство посетителей нервно отводили взгляды, и лишь несколько раз, когда её участливо спрашивали, что же случилось, она улыбалась настолько широко, насколько это было возможно и отвечала: «Я влюбилась! Представляете? Наконец-то я втюрилась по уши, и мне так хорошо!»