А Сыркину в это самое время снился приятнейший сон. Будто светит жаркое летнее солнце и высоко в небе поют жаворонки. А они идут себе с Пиздодуевым по протоптанной в кукурузных полях дорожке, а кукуруза, высокая-высокая, спелая-спелая, к земле клонится. И простираются эти поля до самого горизонта. «Тут у вас ничего нет, одна кукуруза», — говорит ему Степан. «Да, — отвечает Сыркин. — Здесь так было всегда. И в этом соль нашей айовской земли». — «Объясните мне эту соль, — просит его Пиздодуев. — Я что-то все не пойму». — «Вот мы идем с тобой по этой дорожке, — объясняет ему Сыркин, — и светит солнце, и в небе поют жаворонки. А вокруг — кукуруза, высокая-высокая, спелая-спелая. И простирается она до самого горизонта. И мы будем идти, пока станет нам сил. И в том наше спасение, потому что остановка в пути — это смерть». — «Хорошо, — соглашается Пиздодуев. — Я понял. А что же тогда там, когда мы дойдем, за горизонтом?» — «А там, — говорит Сыркин, — кукуруза…»
Пиздодуев выбрался из бездны беспамятства: слова «пытка», «утюг», «пытаемый» вернули его в реальность, хотя, если задуматься, что же в этом было реального? «Послушайте, голубчик, — сказал Степан. — Я что-то, знаете, забегался, голову потерял. На трех ставках с приставкой. Там пытаешь, оттуда галопом — и здесь, тронуться немудрено. А я ведь тот пересменщик, полуночный Пытающий, который у вас ожидается, он самый и есть. Фамилия подопечного Сыркин, не так ли?» — и Пиздодуев полез в карман, якобы сверяться с бумажкой. Секретарь всполохнул руками, вскочил и быстро растер по лицу лиловые слезы. «Господи, — сказал он. — А я вас тут разговором пустым задерживаю! Простите, что не узнал! Ну не узнал! Облик у вас нетипичный. Из вашего ведомства все такие опрятные, как огурчики, а вы… точно в земле вас кто вывалял! Не поспеваешь за временем — сегодня одни директивы, завтра другие», — и он, слегка приоткрыв дермантиновую зубоврачебную дверь, радостно закричал: «Поздравляю вас, гражданин Пытающий, пересменка пришла!»
Разговор с трупом«Ты кто? — тупо спросил Восковой. — Ты откуда?» — «От верблюда», — сказала девушка и, обратившись к Бальзамиру, добавила: «Сам же меня откопал, сам же и спрашивает, ну не дурак?» — «Сударыня, — тихо произнес Бальзамир, — поверьте, я не привык удивляться. Удивление — примета толпы. Но… вы ведь — труп?» — «Надеюсь, — весело согласилась молодая особа. — Во всяком случае, мой папа солоно за это заплатил». — «Тебя заказал твой папаша!» — вскричал Восковой и полыбился шефу: вот, мол, они, твои «люди», вот, мол, «сердца». «Ну что вы, — рассмеялась девушка. — Мой папа меня очень любит. Он обещал, когда мне стукнуло восемнадцать, исполнять все мои прихоти. И, как видите, слово свое держит». — «Вы захотели уйти из жизни? У вас суицидальный синдром?» — осторожно поинтересовался Бальзамир. «Ну что вы опять, вы задаете неправильные вопросы. Я очень люблю жизнь. Она дает столько возможностей! Скачки, гонитвы, бега. А еще мой папа подарил мне подводную лодку и огромный воздушный шар. Но только, вы понимаете, когда мы спустились на дно, там было серо и мутно — не так, как я видела на картинках, — все в одном цвете, кораллы и осьминоги вместе сливаются, и только планктон, знаете, так тыр-тыр — стайкой маячит. С воздушным же шаром вообще стремно вышло. Папа прицепил его тросом — ну, в смысле, что можно только болтаться, к тросу привязанным. А как же летать, сами подумайте? А отцепить, папа мне кричит, не могу, ведь улетишь ты к ебеней матери — за пределы моих владений, а там другие нравы, другие люди, такого насмотришься… — она наморщила лобик, припоминая. — Ну и другие всякие развлечения, сразу всего не вспомнишь». Восковой начал терять терпение. «Милая, вам скучно жить?» — с сочувствием спросил Бальзамир. «Ну, если честно… А откуда вы знаете?» — «Как вам сказать. Позвольте-ка лучше, сударыня… чего ж вы из гроба со мной разговариваете?» — и он обхватил ее крепко за талию. Восковой нервно оглянулся на не прикрытую Пиздодуевым дверь и посмотрел на дорогущие ручные часы.
Высвободившись из объятий, она одернула платье, поправила волосы, постучала ножкой об пол. «Глупо, — сказала она, бросив смущенный взгляд на спасителя. — Теперь я вижу, как это чудовищно глупо. Понимаете, у меня есть жених…» — «Простите, — перебил Бальзамир и прошелся шершавой ладонью по ее прозрачной щеке. — Это не совсем верно, сударыня. У вас был жених…» — «Да, да, конечно, — немедленно согласилась она. — Именно так: у меня был жених». — «Нет, это уж вы простите, — раздраженно встрял Восковой и уставился на Бальзамира. — Оттуда никто не приходит. Ты, в принципе, в курсе? Или — пролет? А я вот чувствую — там что-то неладно!» — «Продолжайте, сударыня, ваш рассказ, — мягко предложил Бальзамир. — Мне известен его конец, но все равно, продолжайте». Восковой выскользнул в коридор, но этого никто не заметил.
Любовь