Я — в роскошной цветастой юбке с карманами. У меня как бы праздник — боевое крещение. Из правого вынимаю маленький пластмассовый шприц. Мне Никита вчера подарил, just in case, на случай непредвиденной обороны. Мгновенная смерть — без побочных эффектов и боли. А что я, по-вашему, живодер? Плохо же вы меня знаете. Проверяю мой шприц под светом тусклой, соплей свисающей лампочки, ангелы скалятся и шипят, немного надавливаю, мутная жидкость бьет тонкой сильной струей, напоминающей, в миниатюре, извержение спермы. «А его ты не видишь?» — для отвода глаз опять спрашиваю. «Кого?» — кричит Лиза из глубины. «Да его же, его! Сейчас я тебе помогу, считаем до трех и — секундочку!» Лиза громко считает, на счет «три» всаживаю иглу прямо ей в задницу. Лиза мякнет и опадает. Безвольно висит, безголовая, на вонючем траурном постаменте. Беру ее за ноги и пропихиваю в отверстие. Моя идиотская шаль, накинутая петлей Лизе на шею, цепляется за случайный гвоздь (надо будет Илюше на вид поставить) — и Лиза на этой шали, вниз невидимой головой, раскачиваясь, повисает. Пытаюсь порвать ткань зубами, но она держится намертво, не отпускает. «Сейчас, Лизок, подожди». Бегу в дощатый сарайчик за инструментами, хватаю садовые ножницы, несусь назад, отрезаю. Лиза уходит на дно, жирно и густо чавкая. «Хм, — спрашиваю невольно, — позавчера выгребали?» Бросаю туда же и ножницы. Они производят короткое «бульк» — и все затихает. Только ангелы бьют крылами, взмывая в звездное небо, прочь от поднявшейся парной вони и долой из Нещадова. Если б не то, что они, Лиза и мой шофер, вновь повстречавшись, наедине там останутся, я бы вообще ни о чем не тревожилась, а так… Ну вот, черт подери, отчего я не продумала очередности! Поспешишь — людей насмешишь. И так всегда, выдержки не хватает, чтобы обмозговать все спокойно. Только теперь — без паники! Ничего, Глашу большой скоростью следом отправлю. Она мне верна. Как дырявый башмак, найденный на помойке. Но чем хороша — объяснять ничего не надо: гончей идет по следу, холуйский инстинкт подсказывает. Утро вечера мудренее. Завтра и потолкуем.
СюрпризНа заре меня будит Глаша, расталкивая в бока. «Глаш, ты что — очумела? Который сейчас час? Посмотри!» — «ЧП! — кричит Глаша. — У нас случилось ЧП!» — «Что-нибудь с Лизой?» — спрашиваю спросонья. «А я не однажды предупреждала, что вы ее балуете! — орет Глаша. — Вперед всех выставляете! Разговоры ведете! За стол один тащите! И вот вам мои поздравления — так-таки доигрались!» — «Да говори толком!» — прошу, а у самой сердце до горла подпрыгивает. «Удрала от вас ваша Лиза! Под прикрытием ночи, как вор! Может, чего и украла! Надо проверить! А у вас, если вам интересно, шкатулка с драгоценностями на виду прямо валяется, которые вы от покойницы матери унаследовали!» Глаша швыряет мне в морду тетрадный листок. «Вот, полюбуйтесь, удосужилась ваша избранница, записку оставила!» — «Да ты чего?!!!» — сажусь, обалдевшая, на постели. Почерк остался округлым — детским и ласковым. Подозреваю, что с тех давних пор Лиза никому не писала, а я ведь храню то, украденное у шофера, письмо, отосланное ему Лизаветой. Оно у меня в бутылке под бузиной за домом зарыто, как самое драгоценное. «Я ухожу, — пишет мне Лиза, — куда вы не узнаете. И Любу мою не ищите. Ее в Швейцарии больше нет, и в деньгах ваших она не нуждается (интересно, как Лиза сумела Любу „извлечь“, если Любоньку в пансионе, по шифру, только мне выдать могут?). Рук к ней впредь не тяните. Она моя, а не ваша дочь, что бы вам в вашем болезненном состоянии ни привиделось. Вы человек нездоровый и одинокий, вас даже жалко, но ничему, что живое, рядом с вами нет места. Как медицинский работник вам говорю, от вас надо держаться на расстоянии, иначе заморите, душу по капельке изопьете. Засели в своем больном мире и оттуда других внутрь тянете. Над собой управы не ищете, над людьми издеваетесь. Он вас не любил (жирно подчеркнуто), вы это знаете и простить мне не можете, готовы меня растоптать, но я вам не дамся. Мне еще Любоньку поднимать, а вы, теперь вам скажу, — бесплодная ведьма и, чтобы себя продлевать, вам нужно чужим горем питаться. Пребудьте лучше в своем и прощайте. Лиза».