Хани было не по себе от того, как повернулся разговор, но по собственному опыту она знала, что когда Сэм начинала исполнять один из своих «номеров», то единственным способом сладить с ней, было ее рассмешить.
— Насколько я помню, Саманта, именно ты была президентом каждого клуба, членом которого я состояла, так что я и представить не могу, что можно выбрать на этот пост кого-нибудь другого, кроме тебя.
— Да, но это было во времена нашего невинного отрочества. Теперь, когда мы выросли, я вряд ли подхожу для роли президента «ведьм». Я же говорила тебе, что президент должна быть настоящей победительницей в этой игре, а я даже со своими основными качествами — красота, ум и воспитание — вряд ли подойду.
Хани не смогла удержаться от смеха:
— Ты забыла об еще одном своем качестве — длинном-предлинном языке.
— Это замечание я проигнорирую. Вообще-то, говоря о президенте «ведьм», я имела в виду именно тебя, Хани. В конце концов, что самого ужасного может сделать ведьма со своим «эксом»? Раздеть его до трусов. А ты оказалась очень умненькой «эксушечкой», которая собирается снять со своего бывшего последние штаны.
Улыбка исчезла с лица Хани.
— Послушай, Сэм. Я совершенно не в настроении для подобных разговоров. И поскольку, как я поняла, это сборище там внизу все же не собрание «Голливудских эксов», то что же там происходит?
— Ай, вечно ты все испортишь! Ладно уж, скажу. Это прием в твою честь. Ну, вроде того, какой Нора давала перед твоей свадьбой. А поскольку завтра — большой день, когда объявят о той сумме, которую ты получишь, то на сей раз Нора устраивает прием в честь твоего развода в предвкушении той фантастической премии, которая тебя ждет в результате развода.
— Не премии, а содержания, — поправила ее Хани.
Сэм пожала плечами:
— Не вижу разницы. Содержание, премия, половина общей собственности. Не все ли равно, как это назвать?
— Для меня не все равно. Что касается меня, то премия — это то, что тебе дают, ее можно даже выиграть. Но я хочу получить лишь то, что я заработала, то, что мне положено.
— Но скольким из нас удается получить то, что им положено? И скольким шлюхам удалось получить то, что им не было положено, как, например, моей обожаемой мачехе Норе? Разве она не получила то, что должно было принадлежать мне? Во всяком случае, как это ни называй — премия, содержание или доля, — все только об этом и говорят, ждут не дождутся, чтобы узнать, действительно ли ты до копенки получишь все то, что просишь, включая этот мавзолей, который ты называешь домом, — Краун Хаус.
Хани поморщилась. Она прекрасно знала о всех тех разговорах и пересудах, которые ее развод и особенно причитающаяся ей доля вызывали в роскошных бассейнах Голливуда, за столами, где завтракают влиятельные лица Голливуда, и в спальнях от Голливудских холмов до Малибу. Даже если бы все эти пересуды носили чисто местный характер, то и это было бы достаточно неприятно, однако поскольку она, как Лиз Тейлор, Мадонна или принцесса Диана, одна из наиболее известных фигур — в течение нескольких месяцев ее развод был предметом всеобщего обсуждения. В одной из популярных газет был, например, такой заголовок — «Большая премия: сколько же удастся высосать королеве телевидения из Прекрасного Принца?» Все эти разговоры даже вытеснили обсуждение того, насколько большой кусок рассыпчатого пирога Дональда сможет отхватить Айвена.
— Я слишком хорошо знаю, как всех интересует та доля, которую я получу, — вздохнула Хани. — Такое впечатление, что они имеют полное право знать о каждой мелочи в Краун Хаусе, включая золотые стульчаки, в наличии которых все убеждены.
Сэм удивленно подняла брови:
— Ну что ж, нельзя винить людей. Даже я, когда начинаю думать о том, сколько ты требуешь… Ого! — Она изобразила обморок.
Хани засмеялась, но смех прозвучал неискренне:
— Требовать — это еще не значит получить.
Она была убеждена в одном: сколь велика бы ни была та доля, которую она получит, никакая сумма не сможет компенсировать ту боль, те долгие месяцы ожесточенной борьбы, то унижение, которое она чувствовала, когда напоказ выставлялась любая, даже самая интимная подробность ее брака. И дело было в том, что никто — ни ее добрейший отец, ни Сэм с Бейб — действительно не понимал, что доля, которую она стремится получить, это не компенсация и не месть, но лишь оценка ее, женщины из плоти и крови, а не просто приносящей доход куклы Барби. Она думала, что даже Нора, которая, казалось, знает абсолютно все, не понимала, что ее стремление получить все эти деньги было не столько актом мести, сколько стремлением защитить себя. И неважно, сколько ей удастся в конце концов получить, она все равно чувствовала себя невероятно опустошенной и несчастной из-за того, что брак, который начинался со «сколько» — как у Элизабет Баррет Браунинг: «Сколько любви дарю тебе?», — тоже заканчивался «сколько» — сколько денег сможет она вытянуть из человека, которого когда-то безумно любила.