Когда я миновал станцию метро, было уже почти шесть. Смеркалось. Я понял, что лучше было бы все же спросить дорогу — я бы сэкономил кучу времени и сил. Мимо меня то и дело проносились автобусы — и они ничуть не способствовали улучшению моего настроения. Я гробил себя из-за каких-то пятнадцати центов. Даже в дни своей беспутной юности я не был так нищ!
Наконец я добрался до улицы Хэла. Я пошел по ней, глядя на таблички домов. Я был в квартале от цели. Чтобы окончательно запутать своих воображаемых преследователей, я возвратился на авеню и свернул на соседнюю улицу. И тут мне стало плохо. Я увидел, что за мной увязался здоровенный парень — с красным перышком на шляпе! Я остановился поглазеть на витрину бакалейной лавки, он прошел мимо и — остановился у витрины следующего магазина! Я обошел его и оглянулся. Ну точно — он меня выслеживал…
Дойдя до угла, я остановился и сделал вид, будто что-то ищу в кармане. Ясное дело, не мог же он тоже встать на этом углу. Парень в шляпе свернул в тихий переулок, и, когда мы проходили мимо жилой многоэтажки, он вдруг нырнул в служебный вход. Я прыгнул туда же следом за ним, решив, что уж на этот раз разберусь с гадом!
Мы шли по узкому бетонному коридору, тускло освещенному единственной лампочкой. Как только я нагнал его, он резко обернулся и тут же рухнул под ударом моего тяжелого кулака. Он упал на колени, а потом вперед, на лицо, и его шляпа с ярким перышком укатилась в сторону. Я обыскал его. Ствола при нем не было. Я достал бумажник. Там лежали три доллара и какие-то удостоверения. Судя по одному из них, он был членом какой-то благотворительной организации. Другое аттестовало его как истопника. В третьем и последнем он значился как домосмотритель. На мгновение все это меня озадачило, потом я с ужасом прочитал адрес. Выбежав на тротуар, я посмотрел на номер дома — тот же самый, что и на его удостоверении…
Если бы у меня не был порван ботинок, я бы сделал спринтерский рывок. Я быстро пошел по направлению к улице Хэла. В моей голове крутились несколько мыслей. Парень оправится. Я оставил бумажник рядом с ним, так что за грабеж меня не арестуют. Но неужели я сходил с ума? Я послал в нокаут ни в чем не повинного сторожа только потому, что у него на шляпе торчало красное перо!
Боже, если бы меня кто-то увидел, если бы тут поблизости оказались полицейские, они бы поволокли меня в отделение и я бы угодил за решетку. И поделом. Кто бы мне поверил? Я бы и сам не поверил! Чего же удивляться, что Роуз снедал ужас: подозрительность и страх может подействовать на нервную систему посильнее всякого наркотика.
Вряд ли этот домосмотритель меня разглядел. Вряд ли он сможет меня опознать — так что мне ничто не угрожает. Но если меня повяжут… И зачем я только подбил Роуз приехать в Штаты? Какая несусветная глупость!
8
Хэл обитал в новеньком симпатичном особнячке — кирпич и брус — с большими венецианскими окнами, который был как две капли воды похож на соседские дома. На улице было безлюдно, я постарался незаметно прокрасться к дому и взбежал по ступенькам на крыльцо. Тут только я увидел, что в доме живут две семьи. Я позвонил в звонок под табличкой АНДЕРСОН, но за дверью стояла мертвая тишина.
На тихую улочку с авеню свернул мужчина. Я нажал на пупочку звонка. Ни звука. Надо было побыстрее сматывать удочки. Я ткнул ладонью в дверь. Она оказалась не заперта. Войдя в крошечную прихожую, я оказался перед двумя дверями, благоразумно толкнул дверь, перед которой лежал коврик с большой буквой А. Взобравшись по крутой лестнице на второй этаж, я оказался еще перед одной дверью. Постучал. Мне ответил детский голосок:
— Господи ты Боже мой, мама, ты же знаешь, что открыто!
Открыв дверь, я увидел маленькую девочку-длинноножку лет пяти. Она была голенькая и стояла посреди большой обшарпанной гостиной. На стенах было развешано множество картин, в углу стоял большой книжный шкаф, рядом с ним — швейная машина и пишущая машинка на столике. В другом углу старое кресло топорщило вверх ножки — его заново обтягивали парусиной. Старая обивка была частично снята, и под ней обнаружился скелет из стальных прутьев и пружин. На полу стояла банка с клеем. Комната была просторная, с низким потолком и казалась обшарпанной только по причине обшарпанности вполне современной мебели, видимо понесшей урон от этой пятилетней малышки. Я решил, что при виде меня девчушка завопит, однако она спокойно спросила: