— Что с вами стряслось? — спросила она спокойно.
Именно это спокойствие и помогло мне ее вычислить: Колетт была из тех хлопотливых сердобольных малышек, которые все умеют и все всегда успевают. И если встречаешься с такой хлопотуньей раз в месяц — или какой там график был у Хэла — это не так уж плохо.
— Легче сказать, что со мной не стряслось. С того момента, как я приехал сегодня утром в Нью-Йорк, я попал в целую серию передряг. Я, знаете ли, тот магнит, который притягивает к себе все несчастья. Но я не стану утруждать себя и вас рассказами об этих несчастьях, а не то вы сочтете меня отъявленным лгуном. Самое главное мое несчастье — то, то я потерял бумажник, где лежали все мои деньги. Вы можете одолжить мне хотя бы десять долларов? Через пару дней я верну их вам почтовым переводом.
— Конечно. Раздевайтесь. Отдохните. Я приготовлю вам поесть.
— Это просто замечательно. Но я ужасно тороплюсь. Мне надо немедленно позвонить. Так что если бы вы могли дать мне денег…
— Позвоните от нас, — и она махнула рукой на телефон.
— Нет, лучше не стоит.
— Ах вот оно что! — И в ее глазах вспыхнул неподдельный интерес, точно я был загадкой, которую ей предстояло решить.
— Нет-нет, не подумайте, тут нет ничего предосудительного. Беда в том, что я и сам пока не понимаю, что происходит. Так что если вы одолжите мне денег, я снова буду на коне.
— Но вы же не можете уйти в таком виде. Посмотрите на свои ботинки. Похоже, вы носите обувь того же размера, что и Хэл. Ну хотя бы примерьте ею ботинки!
Дверь в ванную отворилась, и из-за нее выглянула девочка в розовом халатике.
— Иди смотри телевизор у себя в комнате и не мешай нам! — сказала Колетт. — И скажи то же самое Франсуа. Оставайтесь оба в комнате!
Девочка безмолвно кивнула и важно прошествовала в глубь квартиры.
— Пожалуйста, извините меня за этот беспорядок. Мои картины и дети отнимают столько времени — я даже не успеваю прибираться в доме!
— Так эти картины на стене — ваши?
— Ну да! Нравится?
— Очень!
— У нас такой хаос! Мы чиним кресла.
— Я и не знал, что у Хэла такие золотые руки! — пробормотал я, идя за ней в спальню.
— Э, он только мастер языком трепать! — засмеялась она. — Это я все делаю. Так много работы. А тут еще сын и дочь. Скоро нам понадобится отдельная комната для девочки. А арендная плата за квартиры знаете какая! Но если мы переедем на новое место, может быть, у меня наконец появится своя студия. Садитесь на кровать и примерьте!
Спальня была обставлена современной мебелью с острыми углами, грозившими проткнуть мне бок. Я сел на низкий пуфик и распахнул плащ.
Наверное, у нас обоих на лицах возникло одинаковое выражение изумления. Она уставилась на мою окровавленную шею, а я на висящую над кроватью фотографию в рамочке: несколько юношей и девушек с автоматами в руках. Крепко сжимающая автомат девчушка с двумя косичками была некто иная, как Колетт.
Она выронила из рук башмаки Хэла, которые только что достала из стенного шкафа, и бросилась ко мне.
— Да вы ранены!
— Упал и ушиб голову, — ответил я, не отрывая взгляда от фотографии. — Это что, боевое оружие?
— Вам надо… — Она осеклась и проследила направление моего взгляда. — А, да, во время войны я была с «маки» — это подпольное движение Сопротивления во Франции. Снимайте пальто и рубашку.
— Да не беспокойтесь. Это просто кровоподтек.
— Глупости! Я обработаю рану. Я, кстати, преподаю основы первой помощи в вечерней школе. Раздевайтесь!
Повинуясь ей, я стянул с себя одежду и остался в одних штанах.
— А вы такой же крепыш, как мой муж, — сказала она. — Погодите, я уведу мальчишку из ванной. Вы точно не хотите обратиться к врачу?
— Не хочу.
— Тогда подождите.
Она выбежала из спальни, а я встал и подошел к фотографии поближе. Да, ребята не позировали перед объективом ради понта, так что сомнений не было: ребятки держали в руках свое личное оружие.
Колетт позвала меня, я вышел и столкнулся с мальчиком в синем халате. Он спросил:
— Тебе тоже приходится каждый вечер принимать ванну?
Я подмигнул ему, а он продолжал:
— Можешь поиграть с моей атомной подводной лодкой, если хочешь.
Колетт заставила меня нагнуться над ванной, умело промыла рану на голове и даже умудрилась выбрить пораненное место. Потом я воссел на унитаз, а она сняла с меня ботинки и носки и заклеила пластырем вздувшиеся мозоли на пальцах. Мне стало неловко.
Пока я мылся, Колетт принесла в ванную ботинки, носки, старую автомобильную куртку, плотную рубашку и штаны. Все подошло, и, одевшись, я почувствовал себя превосходно — впервые за многие часы. Вдобавок ко всему я даже наскоро побрился лезвием Хэла.