— Мы еще очень близко от берега. Пойди сама поспи немного, а я постою за штурвалом. Потом поменяемся.
Я дал ей возможность проспать до десяти. Она сменила меня у штурвала, и я тоже немного вздремнул. Солнце было в зените, когда мы устроили себе на палубе ранний обед, набросившись на еду, точно оголодавшие псы.
Роуз поинтересовалась, когда мы зайдем в порт.
— Завтра утром будем в Норфолке. А что?
— Да я все думала об этом дневнике. И о нашем острове. Когда вся эта петрушка с дневником закончится, я бы не отказалась переехать жить в большой город, но в Штаты возвращаться не хочу. На островах жизнь дешевая, а денег нам с тобой хватит до конца дней. Нам не надо их никому возвращать. Но вот что касается продажи… Эти деньги будут пахнуть кровью. Ты сказал, что Колетт и тот француз — добропорядочные люди. Мы все в глубине души добропорядочные. Даже ты — иначе ты бы не подобрал меня тогда на острове… Я думаю, что если в той деревне погибло триста человек, то мы должны сделать что-то благородное в память о них…
— А именно?
— Ну, чтобы поймали и наказали виновных.
— Роуз, ты что же, тоже собираешься вступить в ряды мстителей?
Она отрицательно покачала головой.
— Нет. Просто если мы продадим дневник нефтяной компании, еще неизвестно, как они им воспользуются. А как связаться с алжирцами, мы не знаем. Этот твой Жак, может быть, ловкий пройдоха, но приходится ему верить. В общем, я думаю, надо послать дневник Жаку.
— Отлично, но в этом случае мы лишим себя девяноста тысяч! Таких денег нам в жизни не получить!
— Мики, мне не нужны деньги. Ни цента! Если Жак — провокатор, то эти его десять тысяч будут приманкой. Если же он, как ты говоришь, добропорядочный, то брать с него деньги стыдно. Нам эти десять тысяч счастья не принесут. Уж если мы намереваемся избавиться от одной пороховой бочки, зачем садиться на другую. Как ты считаешь?
— Согласен. Но только учти, что ты сама отказалась от ста тысяч!
— В ближайшем порту ты отправишь ему этот дневник заказным письмом с вымышленным обратным адресом. И попроси его публично объявить, что дневник у него — даже если там полная чушь. Как ты думаешь, что написал Йозеф?
— Может, правду. Может, брехню. Кто знает…
— К счастью, нам этого не суждено узнать. Я уже чувствую такое облегчение! — воскликнула Роуз, целуя меня.
— А мне-то как тяжело без ста тысяч! — пробурчал я.
— Ах; так вот зачем ты заставил меня решать! Чтобы потом припомнить мне это, когда у нас не останется ни гроша!
Я притянул ее к себе.
— Это отличная идея! Когда нам будет лет по семьдесят и я с трудом смогу раздобыть кокосовый орех на ужин, я тебе это обязательно припомню.
— Мики, серьезно, ты согласен отослать его Жаку?
— Конечно.
— Правда?
— Роуз, я готов подписаться под любым твоим решением.
— Ну тогда так тому и быть. Я рада, что ты со мной заодно, — сказала Роуз.
Обхватив ее одной рукой, а другой держась за штурвал, я размышлял над ее словами. Что ж, с такой женой, которая не хуже голливудской дивы, с такой яхтой, как «Морская принцесса», можно без сожаления отказаться от ста тысяч долларов… Вероятно.
