Фракасторо говорит о распространенном мнении, что проявление заразных болезней сопровождается особыми приметами. Он стремится дать им рациональное объяснение. Ветры опасны, если приходят из страны, где свирепствует эпидемия; наводнение опасно, потому что вышедшие из берегов реки оставляют заболоченные пространства. Он пытается найти объяснение и влиянию землетрясений, с которыми связывали тогда возникновение эпидемий, и астрологическим предсказаниям: «…астрологи, зная явления, многократно вызываемые светилами, могут предвидеть и то, что косвенным образом связано с их действием. Сами по себе светила могут согревать Землю, а согревания вызывают обильные испарения из воды и из земли, что производит разнообразное разложение, то обычное, то новое, более обширное, смотря по сочетанию светил».
Как и Джордано Бруно и Кампанелла, Фракасторо противопоставлял космическое влияние на человеческие судьбы догматам церкви о бессилии человека перед божественным произволом.
…А на улице уже начало XVII века — время создания микроскопа. Этому замечательному оптическому прибору человечество обязано открытием мира микробов, Их увидел и описал голландский суконщик, ученый-самоучка А. Левенгук.
Представляете себе детскую радость человека, когда в микроскопе, сделанном собственными руками, ему вдруг открылся новый мир, который еще не видел никто! Этот мир жил, подчинялся каким-то своим законам, пребывал в постоянном движении. Это был неведомый, но реально существующий «зоопарк», населенный «маленькими зверюшками» — «анималькулами». Они обитали в тине, в зубном налете, на остатках пищи, в капле росы — везде!
Более сорока лет Левенгук описывал свои наблюдения в письмах к членам Лондонского королевского общества.
«В моем доме побывало несколько дам, которые с интересом разглядывали крошечных „червячков“, живущих в уксусе; однако у некоторых это зрелище вызвало такое отвращение, что они поклялись никогда больше не пользоваться уксусом. Ну а если бы им сказали, что в соскобе с человеческого зуба подобных существ больше, чем людей в целом королевстве?» — сообщал Левенгук, впервые описывая микроскопических обитателей полости рта.
9 октября 1676 года в английском журнале, издаваемом Лондонским королевским обществом, появилось письмо в редакцию за подписью «Сельский наблюдатель»: «Микроскопические открытия мистера Левенгука исключительно любопытны и могут побудить нас заподозрить, что наш воздух также заражен червячками и, вероятно, больше всего при длительном безветрии, при продолжительных восточных ветрах, при большой сырости весной и во все времена года при распространении заразных болезней человека и животных».
Открыв мир микроскопических «животных», Левенгук с изумительной наблюдательностью описал простейшие, водоросли, дрожжи, бактерии, указав на их разнообразие и превеликое множество.
Простые по конструкции микроскопы, изготовленные Левенгуком, давали увеличение от 50 до 300 раз, и он наблюдал движение крови в капиллярах, красные кровяные тельца. Его интересовало все. Современники утверждали, что микроскоп услаждает глаз и душу человека, и не скрывали своего восторга перед тонкими наблюдениями Левенгука. Слава его далеко перешагнула границы Голландии.
Известно, что Петр I также весьма интересовался этими исследованиями и в 1698 году специально посетил родной городок Левенгука, чтобы встретиться с любознательным и пытливым человеком.
…Когда люди узнали, что рядом с ними обитают мельчайшие живые существа, захотелось понять, откуда они берутся, откуда происходят.
Ответы на эти вопросы были даны в XIX столетии.
Однако, прежде чем войти в это столетие, мы не можем не произнести с благодарностью имя Д. Самойловича.
Этот выдающийся русский врач второй половины XVII века (к слову сказать, он был членом 12 иностранных академий) всю свою жизнь посвятил изучению чумы и самоотверженно боролся с бедствиями, которые она несет.
Участвуя в войне с Турцией, полковой лекарь Самойлович впервые столкнулся с чумой лицом к лицу. Наверно, зрелище страданий от этой опустошительной и безжалостной болезни навсегда запечатлелось в сердце молодого врача.
В конце 1770 года эпидемия чумы вспыхнула в Москве. Оказавшись здесь проездом, Самойлович, уволенный из армии по болезни, вызвался участвовать в борьбе с чумой. В описании моровой язвы (так называли чуму), появившемся в 1775 году, говорится, что Самойлович, «когда никто добровольно не хотел в опасную больницу пойти, по собственному желанию, будучи еще и сам в слабом здоровье, из усердия и ревности к отечеству, принял на себя пользование язвенных и всю при том сопряженную опасность». «Сопряженная опасность» означала почти верную смерть: «семена сей зловредной болезни» в первую очередь поражали медицинский персонал чумных больниц. Из пятнадцати помощников Самойловича в живых осталось трое. Что же касается «пользования язвенных», то Самойлович с весьма малым числом помощников обслуживал сотни больных.