Человек прошёл длинный эволюционный путь и от животного в нём осталось очень много, но он эти качества перевёл на качественно новый уровень. Так приём пищи, из пожирания сырого мяса, превратили в кулинарное искусство, нору превратили в комфортабельное жильё. Всё к чему прикоснулась рука и разум человека преобразовано им и поднято на качественно новый уровень... А вот размножение, сам процесс оплодотворения, дальше подёргивания и чисто животных судорог не пошёл... Во что должен человек преобразовать столь древний и важный акт? Искусственное оплодотворение? Но, а какой должна тогда стать близость между мужчиной и женщиной?
Лента в магнитофоне давно кончилась и теперь бобина быстро вертелась, и только шелестел кончик ленты.
- Катя. Катя... - пытался я осторожно вытянуть её из какой-то бездны, куда у неё получалось прятаться: - Катерина, возвращайся.
Крутанула недовольно головой, и чуть шелохнулись губы:
- Не хочу. - но, ни звука... Догадался только по губам.
- А мама с папой, глаза выплакали, свою доцю ждут. А она понимаешь...- подначивал, я её, поглаживая. Она только досадливо кривила свои губы:
- Ещё минутку...- тянула жалобно.
- Да хоть и до утра. Только ж твои родаки меня возненавидят.
Она слабо оттолкнула меня рукой, мол, не мешай.
- Ты сон смотришь?
- Я облачко. Плыву себе во вселенной, а ты мешаешь.- в голосе столько недовольства. Наконец, открыла глаза.
- Облачко, а может скорее тучка, ты дождливая. Надо бы привести в порядок последствия твоего дождика. - начал я ей намекать на некоторые обстоятельства.
Она решительно откинула одеяло, наклонилась, откинула и мои семейные, которыми, я попытался защитить пододеяльник, рассматривая последствия у меня на животе. Прикоснулась пальцем и посмотрела на меня.
- И на простыне? - спросила испуганно. Я приподнялся, заглянул.
- Есть чуток.
Она опять упала мне под руку.
- Цикл спровоцировали. - озабочено потянулась за сумочкой и продолжила:
- Я заберу простынь.
Про цикл я не понял, но уточнять не стал:
- Нет уж, тайное похищение чужого имущества. Статья восьмидесятая, пункт третий, приговор: пожизненное заключение в моих объятьях. - импровизировал я грозно, стараясь напугать.
- Согласна. - пискнула.
- Катя. Облачко, давай вставать. - выклянчивал я.
- А сколько времени?
Я поднёс часы к свету:
- Почти десять.
Она откинула одеяло и встала голенькая, наклонилась и начала выискивать своё кружевное бельё. Это было невыносимо, и я похлопал её по такой соблазнительной попе.
- Антон. - пискнула, разворачиваясь со своими кружевными в руках.
У меня сил не оставалось смотреть на неё, ещё секунду и всё начну по новой... Что бы избежать соблазна, нашёл в себе силы отвернуться, выдернул простынь с красным пятном, обтёр себе низ живота, количество пятен увеличилось:
- Наш флаг! - произнёс торжественно, расправив её.
- Отдай, - ухватила она простынь. Перетяжки с полуодетой дивицей быстро закончились моей полной победой, и я выскочил из комнаты. Там кто-то, что-то прошипел, но на такие происки слабаков, я внимания обращать не стал. В ванной налил в таз холодной воды и замочил простынь.
Вдруг под ухом:
- Ты ранен?
Мама стояла за спиной, вглядываясь в моё тело, отыскивая раны. Вода в тазу порозовела, и она это привычно истолковала. Я скорчил ей угрожающую физиономию, кивнув подбородком в сторону комнаты, и прошипел:
- Не моя.
У неё глаза полезли на лоб:
- Антон, не дай бог обидишь!
Я начал мягко выталкивать её из ванной:
- Ты меня не так воспитала, что бы обижать слабых и... - хотел добавить и убогих, но сама мысль об убогости Катьки-облачка, показалась настолько дикой...
Мама тихонечко прокралась мимо комнаты, повернувшись на пороге гостиной, погрозила мне кулаком. Отец, сидел в кресле, повернулся и недоумённо поглядел поверх газеты.
Я, в своих, запятнанных семейных, зашёл в комнату. Она уже включила свет, одетая, наводила красоту, заглядывая в маленькое зеркальце.
- У тебя всё класс?
- Нет, не класс. - сказала озабоченно, продолжая смотреть в зеркало. А я начал натягивать джинсы:
- Катерина, не пугай. - решил и сам перейти в нападение, которое гораздо лучше обороны.
- Простынь моя. - заявила решительно: - Завтра принесу замену.
Я нагло кивнул на небольшое пятно на матрасе:
- А матрас - мой! - перекривил я её.
- И мой. - прижалась.
Я уже натянул свитер, собирался выходить. Она испуганно:
- Они меня увидят? Надо попрощаться?
- Как хочешь.
- Никак не хочу. Мне стыдно. Подай сапоги.
- Да, ладно, я их сейчас изолирую.
Вышел в гостиную, где отец, сидя в кресле, читал газету, поглядывая в телевизор, ему коридор хорошо просматривался, по этой причине его надо было как-то изолировать. Но я поступил круче, задёрнул дверную занавеску и закрыл дверь. Ох, уж эти девичьи прихоти: