А на работу сегодня не надо.
Домой я пришел в настроении, когда все люди кажутся добрыми и хорошими, да и сам себе — вполне ничего. Вспомнив, как вчера чуть не поссорился с Олей, сам себе удивился — чего было ершиться?
Я с удовольствием позанимался на свободе своей музыкальной коллекцией. Потом опять вспомнил вчерашний день, — как мы с ней спорили о готовке. И подумал, что и в самом деле не возился на кухне уже тысячу лет, едва ли не со школьных времен. А кто мне мешает вспомнить кулинарное искусство? Сварганю-ка что-нибудь вкусненькое, пока Оля на работе.
Блинчики, например.
Я перелистал рецепты, разворошил Олины припасы и довольно легко соединил ингредиенты в тесто. Первый блин, как и положено, у меня получился комом. Второй — тоже комом. И третий.
Я превозмог раздражение, перечитал рецепт и отскреб сковородку, прогрел, накапал на нее побольше масла. Пришлось повозиться, но в результате я получил отменную горку чуть толстоватых, но очень аппетитных блинчиков.
Ничего нет невозможного для человека с интеллектом.
Я подсмотрел, как Оля хвастается перед соседками: «а мой-то… блинчиков напек». Я даже не мог ее винить, с такой неподдельной с завистью поглядывали на нее соседки. Стреляли глазами в мою сторону и сопели носами, наверно, принюхивались к запаху, которым до сих пор был пропитан подъезд. Я про себя ухмыльнулся, как много значения придают тетки мелочам, и пошел себе дальше, в клуб. Сегодня-то я это честно заработал.
Дохвастались мы с Олей. До смешного.
Домой я возвращался поздно, трамваем — женщинам хорошо, у них клубы в каждом квартале, а мне ездить приходится. Мышцы ощущались приятно натруженными, тело после тепловых процедур — легким, на душе тоже было славно после встречи с друзьями — пятница сегодня, почти все собрались. Шагнул с остановки в темноту, полную ласково освещенных вечерних окошек и запаха облетающей черемухи, и услышал:
— Кирилл, помоги, пожалуйста.
Голос был вроде бы знакомый. Я остановился, совершенно не ожидая никаких злых шуточек, и мне на голову что-то свалилось, закрывая глаза. Тряпка какая-то. Одновременно шустрые ручки пробежались по моей одежде, и когда я, одолев оторопь, дернулся, то упал. Потому что мешок опутал меня с головы до ног слишком сильно дергаться не стоило. Но упал я не совсем, меня подхватили руки, сразу несколько пар.
— Эй, — ошарашенно позвал я. — Девчонки! Вы чего?
В ответ послышалось шушуканье, и меня потащили.
— Эй!
— Кирилл, не кричи, пожалуйста, — попросил все тот же голос.
Ничего себе «Пожалуйста»! Ничего себе «Помоги»! Я брыкнул ногами, убедился, что мешок завязали. Дернулся как следует, в результате меня здорово уронили. Я так хряснулся о землю, что нечем стало дышать. Когда перевел дыхание, шипя от боли, меня куда-то запихивали. Послышался шум мотора. Надо же, автомобиль пригнали.
Я так обалдел от их нахальства, что не понял, долго ли мы ехали. Потом многочисленные ручки снова уцепились за мой мешок, вытащили — нет, не из багажника, видно, с заднего сиденья. А положили на твердое.
— Да что такое! — возмутился я громко. Должно быть, из-под холстины мешка мой голос звучал глухо и нелепо.
— Вот тут можно кричать, — сказали мне.
— А чего кричать, — ответил другой голос. — Все по-честному. Почему кому-то и муж, и блинчики, и…
На девушку зашипели хором, она осеклась. А голоса поперешептывались еще немного, потом мои ноги быстро развязали, и вскоре послышался легкий щелчок замка.
В помещении, где меня заперли в компании с древним «Вольво», был бетонный пол и железная дверь. Безусловно, это был гараж, и для гаража довольно уютный, с пледом на узеньком диване и снедью на столике в углу. Позаботились.
Я убедился в невозможности выйти, прошел через все стадии настроения от растерянности и до сдержанной ярости. Было холодно в моем каменном мешке, не такие уж в мае теплые ночи. Продолжая убеждать себя, что в бешенстве нет смысла, я прилег на диванчике, пыльном даже на вид, накрылся пледом, а поверх пледа — мешком и скатеркой со столика. И неожиданно задремал.
Рассвет проникал через световой колодец. Щелчок замка послышался, когда я допивал неспособный согреть меня тепловатый шоколад и в десятый раз бессильно обдумывал планы мести, еще более злой от желания спать. Похитительница явилась одна, я свирепо покосился на нее, вгрызаясь в бутерброд.