Пока Харлин лежала головой на руле, захлебываясь собственной кровью, стекающей из разбитого лба, пестрая масса людей в клоунских масках растормошила и вытащила из машины Джокера. Конечно, ему и не пришло в голову прихватить свою нерадивую помощницу в удивительный мир безумия, куда она так стремилась попасть.
Она была пустой пластиковой бутылкой, которую ветер гонит по обочине дороги, сломанной игрушкой, в которой больше не было необходимости. Она нырнула на дно и искупалась в грязи, потому что… сама этого хотела. Идеальная, сытая, довольная жизнью девочка. Не потому, что ее унижали в школе или пытался соблазнить учитель-педофил. Потому что в каждом человеке есть области тьмы, неизведанные, непонятные и скрытые до подходящего момента.
«В каждом из нас есть уголок тьмы.
Однажды ты перестаешь бежать от него и выпускаешь наружу».
========== Чертова кукла. ==========
Заброшенное и пустое здание завода «Эйс Кемикалс» было самой гротескной декорацией для наступающего рождества, в которой когда-либо приходилось бывать Харлин. За огромными разбитыми окнами шел снег, красиво кружившийся в порывах ветра, заставлявших железобетонную мрачную махину стонать, словно старый танкер, севший на мель лет пятьдесят назад. Ветер гулял по длинным запутанным коридорам; ветер хлопал остатками деревянных рам в цехах и шелестел проводами и обрывками документации в помещении, когда-то служившем кабинетом бухгалтерии. Именно это хоть немного сохранявшее тепло помещение и стало пристанищем для девушки.
Каким-то чудом ей удалось отыскать в подвале какие-то тряпки и соорудить из них себе что-то вроде лежанки в углу комнаты, куда не добирался вездесущий промозглый сквозняк. Там она ежилась от холода, обнимала колени и с тоской вспоминала теплую роскошную постель в квартире Шона, мягкость шелкового постельного белья, приятный запах свежести и уюта. Здесь пахло совсем иначе – застарелые испарения химикатов прочно вплелись в затхлый душный воздух, от них резало горло и чесалось в носу; верхними нотами этой ароматической композиции звучали плесень, гнилое дерево и ржавое железо.
И только гулкий звук шагов по коридору снаружи мог заставить девушку выбраться из импровизированного укрытия. Первым приходил животный страх – пальцы сами нащупывали в груде мусора металлический прут; а вторым – радость, глупая, детская и нелепая. Конечно, она уже научилась узнавать эти шаги, чуть шаркающую походку с легкой хромотой.
Джокер явился ей при полном параде и гриме, разве что заменив красный костюм на темно-фиолетовый, большой и нелепо болтающийся, словно с чужого плеча. В этих мрачных стенах он, в отличие от Харлин, угасавшей, словно тень, расцвел и раскрылся, сбросив с плечей тяжелую глыбу безнадежной роли узника. В этот раз он принес с собой старую печатную машинку «мерседес», которую с грохотом опустил на один из заваленных мусором столов.
- Доктор Квинзел, - протянул мужчина по слогам, как детскую считалочку, - вот вам подарок к новому году.
Харлин неуверенно поднялась с места, на ходу растирая ноющие от холода колени, и приблизилась к нему. Джокер грубо потрепал ее по щеке.
- Будете строчить свою книжонку, - закончил он и рассмеялся.
Это было унизительно, грубо и мерзко. Впрочем, все ее положение и пребывание здесь прекрасно описывались этими тремя словами.
Джокер бесцеремонно ухватил девушку за воротник чужого, облезлого пальто, которое хоть немного спасало ее от холода, и словно беспомощного щенка, усадил на холодный железный стул, перед машинкой. Харлин послушно подняла руки над клавиатурой.
- Приступим! Начнем с моего детства. Омерзительный квартал на самой окраине города, с одной стороны железная дорога, с другой огромная мусорная свалка и несколько лачуг между ними…
Харлин тряслась от холода и не знала, что ей делать. Резкий удар отломанной ножкой стола по рукам, вывел ее из ступора и заставил отскочить в сторону, вжаться в стену, испуганно сверкая глазами.
- Артур… - прошептала она, - пожалуйста… Зачем ты так со мной…
- Артур, - передразнил Джокер, - ты здесь? – он театрально постучал себя по виску, - о, подождите, доктор, сейчас…
Его лицо мгновенно изменилось, стало смущенным, растерянным и даже черты как будто перестали быть такими острыми и резкими. Он рванулся к девушке и ухватил ее за руки.
- Доктор, милая, - бешено затараторил он, - мы должны отсюда бежать, пока он не вернулся, пока он вышел… но я уже слышу его шаги… он все… ближе, - его голос сорвался в хриплый безумный смех, - помогите мне, вылечите меня…
Хватка его цепких пальцев на руках Харлин усилилась. Девушке было больно и страшно, хотелось вырваться, но она оказалась загнанной в угол. Джокер снова поменялся в лице и это выражение, с которым он теперь смотрел на нее, не предвещало ничего хорошего.
- О, доктор! Да вам и самой нужна помощь. Нужно вас вылечить! – возликовал мужчина. Он рванулся в коридор, заставив Харлин пойти следом, спотыкаясь о мусор и едва сохраняя остатки равновесие.
- У меня есть отличное средство, моя дорогая, - продолжал он. Они остановились на небольшой металлической площадке, с которой проглядывался весь просторный, плохо освещенный зал с кучей огромных бочек. От химических испарений здесь резало глаза. Один из чанов был открыт, и его зияющая круглая пасть распростерлась практически под ногами. Харлин не сразу осознала, что стоит прямо над ним.
- Тебе сразу станет легче, - шепнул ей Джокер прямо на ухо, и от его дыхания так близко она испытала пугающий неописуемый восторг.
Практически у всех пациентов Аркхема были прозвища или клички; данные им персоналом или выбранные самостоятельно. Харлин долгое время довольствовалась только номером, иногда ее в шутку называли «доктором», но прижиться надолго этому имени не удалось. Зато девушка могла похвастаться перед товарищами по несчастью самым большим количеством посетителей. С того момента, как ее вытащили из угнанной машины с разбитым лбом и приволокли сюда, в приемном покое Аркхема успели побывать ее родители, сестры, Шон, многие знакомые и, конечно, навязчивые журналисты.
Вопросов было много, но больше всего всю эту толпу по-разному заинтересованных людей волновало то, как успешная, благополучная девушка, решилась шагнуть на шаткую дорожку. Ее осуждали, ненавидели, но многие пытались оправдать, называя очередной жертвой Джокера. В произошедшем с ней видели еще один акт безумного представления, нескончаемой жестокой шутки, задуманной безумным клоуном – убить ведущего в прямом эфире, а затем свести с ума психиатра.
Харлин мало интересовало то, что говорили о ней все эти люди. Каждого она пыталась расспросить о происходящем за глухими стенами больницы, подслушать, получить хотя бы весточку о своем бывшем пациенте. Она должна была знать, что произошло с ним после побега. Должна была знать, где он сейчас. Чтобы отыскать его, когда выберется отсюда.
Когда она думала об этом, то руки сами сжимались в кулаки и ногти с облезшими остатками маникюра до крови вонзались в ладони.
Она не позволит долго держать ее взаперти. Она выйдет отсюда и расквитается с этим проклятым клоуном, за то, что бросил ее, использовал ее, играл с ее чувствами; жалостью, состраданием. За то, что сломал ее, как скверный мальчишка красивую куклу. Она придумает сотню способов для мести. Она сама засунет его обратно в Аркхем и будет приходить сюда, чтобы посмеяться, она…
Она глотала таблетки, но отказывалась от еды. Ее тело стало одной натянутой тугой струной, которая оставалась в постоянном напряжении даже во время короткого, беспокойного сна.
Она выберется отсюда. А пока есть время подготовить свою холодную, изощренную месть. Придумать самую великолепную шутку, которая заставит чертового клоуна смеяться до смерти.