Елена Арсеньева
Блистательна, полувоздушна…
– Ну да, – ехидно сказал Александр Александрович. – Я ему девку приведу, а ты со свечкой стоять станешь. Нет уж, уволь! Пускай сам управляется! Я в его годы небось…
Он осекся, надеясь, что жена не обратит внимания на обмолвку. В том-то и дело, что в «его годы», в возрасте своего нерешительного сыночка, он был еще более нерешительным и даже носил в семействе прозвище «бедный Мака». Иногда его называли еще откровенней: «увалень Мака». В том, что он сущий увалень, могла убедиться и его жена – еще в бытность невестой. Несмотря на то что меж родителей все давно было решено, Александр никак не мог отважиться сделать предложение. Отцу невесты, ее брату и сестре пришлось запереть юношу и девушку в ее комнате, а потом неожиданно войти. Только тогда удалось сдвинуть с места этот тихоход, этого «увальня Маку». И точно таким же рохлей он показал себя по отношению к своей первой любви, Марии Мещерской. Причем он тогда был даже старше сына, а вовсе не его ровесником! Но храбростью отнюдь не блистал. Даже толком поцеловаться с милой его сердцу девушкой решился лишь в последнюю минуту перед окончательной разлукой! Конечно, потом у него были другие женщины (и сейчас они есть, и ему плевать, знает об этом жена или не знает!), но в возрасте сына он вряд ли смог бы служить кому-то примером гусарской лихости в отношениях с прекрасным полом.
– Ты говоришь глупости, – сказала между тем его жена Мария Федоровна, вытягиваясь во весь свой крошечный рост с тем выражением точеного большеглазого личика, которое заставляло «бедного Маку» почувствовать себя не богатырем ростом более шести футов[1], с косой саженью в плечах, а хрупким недоростком, вроде их пресловутого сынка, который калибром вышел в миниатюрную матушку и на котором явно отдыхала порода. – Никто не собирается держать никакую свечку! Однако речь идет не только о судьбе нашего сына, но и о судьбе державы. Ты что, забыл про ту… э… – Решительная дама замялась только на миг, подыскивая эвфемизм для почти неприличного слова «еврейка», и вывернулась-таки: – Забыл про «Эсфирь»?! Хочешь, чтобы он снова нашел себе невесть кого?!
Эвфемизм был очень удачен. Как известно, иудейская красавица Эсфирь обольстила некоего древнего царя. А ведь сейчас, в разговоре любящих родителей, решалась судьба не просто юноши, склонного к неразборчивым связям. Решалась судьба наследника русского престола, великого князя, цесаревича Николая Александровича (в семье его звали Ники). А любящими родителями были не кто иной, как царица Мария Федоровна (в домашнем быту Минни) и сам государь-император Александр III (он же «увалень Мака»).
Дело в том, что Ники, достигнув двадцати лет, загрустил и начал явственно хилеть. Никто не мог понять, что с ним происходит, пока некоторые опытные фрейлины, а главное – воспитатель наследника Константин Победоносцев, которому император безоговорочно доверял, не заявили: у мальчишки обыкновенное любовное томление. Ему нужно романтическое увлечение, а попросту говоря – нужна женщина. Пускай побесится, пускай перебесится – с тем большим энтузиазмом встретит свою нареченную невесту Алису Гессенскую, немку, к перспективе брака с которой он пока что относился без всякого энтузиазма.
Однако даже сердечные и постельные увлечения цесаревича нельзя было пускать на самотек. Это государственное дело! Дай волю глупенькому, романтичному Ники – и он устроит еще один афронт своему августейшему семейству, как устроил, когда связался с этой «Эсфирью»…
Она и впрямь была иудейкой – но какой прелестной! И каким романтичным было знакомство! Восемнадцатилетнему Ники тогда удалось улизнуть из-под присмотра своих наставников и инкогнито прогуляться в Александровском саду. Здесь-то он случайно и познакомился с молоденькой очаровательной девушкой «с глазами испуганной газели», как обожают писать чувствительные пииты, и влюбился моментально. Его больше всего прельщала даже не красота девушки – и в самом деле исключительная, – а то, что она представления не имела, кто ее любезный и милый кавалер. Не знали об этом и ее родители, и многочисленные родственники. Считалось, что «Эсфирь» (так и будем ее называть) познакомилась с самым обычным русским офицером, и если Иегова будет милостив, скоро можно сыграть с этим славным мальчиком пышную свадьбу.
Свадьбу, судя по всему, уже пора было играть – и чем скорей, тем лучше, потому что «Эсфирь» оказалась очень пылкой штучкой. Конечно, русский любовник не был обрезан, но ее это не останавливало. «Славный мальчик» тоже с восторгом знакомился с неизведанными прежде плотскими наслаждениями. Однако, как говорится, повадился кувшин по воду ходить – тут ему и голову сложить. Охрана наследника, которая была уникально ленива, нерасторопна и сквозь пальцы смотрела на его исчезновения, вдруг обнаружила, что исчезает он что-то уж слишком часто. За Ники проследили – и выяснилось, что бегает цесаревич вовсе не к какой-то даме полусвета (это было бы вполне прилично и допустимо), а к «Эсфири»! Новость дошла до градоначальника Санкт-Петербурга фон Валя, а тот лично доложил императору.