Над мисс Кейтс проживал Лоренцо. Вернон Лоренцо был урожденным ньюйоркцем, который работал в лондонском филиале своего банка. Роберт знал, что ему тридцать девять лет; поскольку Кэсси, жена Вернона, на удивление хорошо выглядящая, постоянно твердила о том, что ее муж озабочен предстоящим юбилеем, посвященным круглой дате.
– Вернон прямо-таки лишился сна, не говоря уже о том, что у него начали выпадать волосы, – и все по причине этого юбилея, – имела обыкновение говорить она.
У Вернона и Кэсси Лоренцо имелись двое детей и собака. Кевину было десять, а Мелиссе – восемь. Мопс звался Никсоном.
На самом верху жили Чарльз и Агата Сэндберг. Они любили сидеть в своей обширной гостиной и глазеть вниз, на район частных садов, из которых состоял центр квартала Леннокс-гарденс. Для того чтобы выяснить, кто именно сидит на скамейках или прогуливается по дорожкам парка, Агата Сэндберг частенько брала бинокль. Если бы сторонний наблюдатель глянул вниз из квартиры Сэндбергов, он бы наверняка отметил, что многочисленные автомобили, поставленные радиаторами к ограждению парка, напоминают яркие металлические лепестки, расходящиеся веером от ярко-зеленой сердцевины.
Вернон Лоренцо вышел из дому и сразу погрузился во влажную атмосферу жаркого утра. Он с удовольствием глубоко вдохнул – можно было подумать, что находишься в самом центре какого-нибудь альпийского лужка. На нем был идеально сидевший новенький костюм. Судя по всему, своему портному хлопот он почти не доставлял, поскольку всегда находился в отличной форме благодаря бегу и теннису, не говоря уже об игре в футбол и плавании. Кэсси кормила его почти исключительно зеленой фасолью и йогуртами, которые он запивал свежими фруктовыми соками.
Волосы мистера Лоренцо отливали иссиня-черным цветом, и, по мнению Роберта, с ними у американца было все в порядке, что бы там ни говорила Кэсси. По поводу предстоящего сорокалетия тоже волноваться не приходилось, потому что по виду Лоренцо можно было дать не более тридцати. Рубашка его обладала стойким иммунитетом ко всякого рода складкам и морщинкам, а ворот ее украшал синий галстук в мелкий белый горошек. Галстук был прикреплен к сорочке золотой булавкой. Он повернулся к Роберту, который усердно драил латунную панель переговорного устройства, и лаконично спросил:
– Доволен?
– Что вы сказали?
Лоренцо подмигнул ему.
– Какого черта вы здесь делаете, Старк? Почему не найдете себе более приличной работы? Разве вы не знаете, что люди больше не читают книг? Они смотрят кино и принимают наркотики. Так-то.
С этими словами он прошел мимо. Роберт заслонил глаза от солнца ладонью и проследил, как тот усаживался в автомобиль, принадлежавший его учреждению. Лоренцо никогда не упускал возможности указать Роберту на его место, и тот никак не мог понять, зачем он это делает.
Дурной сон все еще преследовал Рейчел, оставив после себя неприятный осадок, подобный тому, как остается запах после подгоревшего тоста. Привидевшееся по-прежнему волновало ее и наполняло душу печалью, хотя она изо всех сил пыталась отделаться от этого ощущения и сосредоточиться на чем-нибудь другом.
Она приняла ванну и, не вытираясь, проследовала на кухню. Здесь было удивительно чисто и просторно. Она включила телевизор и сразу же наткнулась на прогноз погоды. Комментатор с торжественным видом пророчил засуху. С минуту послушав, она прошла в гостиную и остановилась у открытого окна. Уже сейчас Лондон умирал от духоты и жары: отовсюду доносился запах гнили. Под низким, внушающим страх слоем грязно-желтого тумана едва передвигались измученные непривычно долгой жарой, задыхающиеся и обливающиеся потом люди. Небо во всем его величии и чистоте все еще существовало, но только не для несчастных лондонцев. Что же касалось дождя…
Рейчел позволила себе улыбнуться по поводу болтовни комментатора о засухе. Для нее это слово прежде всего ассоциировалось с бедствиями библейского масштаба, происходившими обыкновенно в обнищавших африканских странах, пораженных эпидемиями. Оно не имело ничего общего с ограничениями, налагавшимися властями Кента на полив лужаек.
Когда Рейчел наконец обсохла, она натянула на себя зеленое обтягивающее платье и вышла на улицу. Ее плеч тут же коснулись обжигающие лучи: солнце изо всех сил пыталось пробиться сквозь слой грязного смога, висевшего в воздухе.
В этот момент из дома вышел Роберт с множеством черных пластиковых пакетов для мусора, набитых доверху. Рейчел проследила за тем, как он бросил свою ношу на тротуар рядом с другими мешками, подготовленными для мусорной машины.
– Мерзкая работка, – неожиданно произнесла она, чем несказанно удивила юношу.
Он резко повернулся и увидел Рейчел, стоявшую неподалеку. Роберт выжидательно промолчал и непроизвольно смахнул пот со лба тыльной стороной ладони.
Потом, чтобы сказать хоть что-нибудь, а не стоять истуканом, он заговорил об уборке мусора:
– Мерзко будет потом, когда эти мешки перестанут вывозить. Дело в том, что мусорщики грозят забастовкой. Может быть, мусоровоз подъедет сегодня в последний раз, а затем – перерыв на неопределенное время.
– Черт бы побрал этот город! – воскликнула Рейчел.
Вой сирен не смолкал ни на минуту. Это сигналили автомобили, имевшие право на внеочередной проезд по запруженным улицам. Роберт изнемогал от жары и духоты и с завистью взирал на жиличку со второго этажа, которая, судя по всему, в этом пекле чувствовала себя вполне комфортно. Заодно он обратил внимание, насколько рельефно выделялись ее формы под обтягивающим платьем, и из скромности отвел взгляд.
– У вас все нормально, мисс Кейтс?
– Что вы имеете в виду?
Роберт кашлянул.
– Вы хорошо устроились в нашем доме?
– Да, спасибо, отлично. А вы?
Роберт нахмурился и переспросил:
– Извините?
– А как вы устроены? Как живете?
Роберт застенчиво улыбнулся и на всякий случай неопределенно кивнул.
– Я имела в виду вашу писанину, – объяснила свой вопрос Рейчел.
– А откуда вы узнали, что я что-то пишу?
– Слухами земля полнится.
Подобный обмен любезностями выходил за рамки обычных отношений между жильцами. Рейчел считалась холодной и необщительной эгоисткой. Никому из жильцов до сих пор не удалось вовлечь ее в беседу. Многие расценили бы как большое достижение, если бы им удалось добиться от нее обыкновенного «здравствуйте».
– Ну так как продвигается ваша работа?
– Хорошо.
– В самом деле?
Роберт снова улыбнулся и затряс головой.
– Признаться, ничего у меня не выходит. Я хочу сказать, что до завершения еще далеко. Но так, знаете ли, часто бывает у писателей.
– Представления не имею, как это бывает, – призналась она. – Ну и зачем вам все это?
Роберт не понимал, к чему она клонит.
– Так чего вы хотите – славы или денег? – спросила она.
– И слава, и деньги устроили бы меня как нельзя лучше, хотя, боюсь, ни то, ни другое мне не светит. Но я, честно говоря, всегда стремился к…
Тут он смутился и замолчал.
– Стремился к чему? – потребовала она ответа.
– Трудно сказать. Ну, к примеру, хотел сделать себе имя, заработать определенную репутацию, если хотите.
– Понятно. Иначе говоря, хотите урвать небольшой кусочек бессмертия?
– Точно.
Пока они беседовали, Роберт пытался представить себе, как Рейчел заполняет свое существование, устраивая благотворительные балы и лотереи ради каких-нибудь несчастненьких, но у него ничего не вышло – облик жилички не соответствовал всему этому. В таком случае, как проводит свой бесконечный досуг эта богачка? Развлекается с целой армией любовников? А может, просто-напросто день и ночь шляется по магазинам? Неужели ее религия – модные тряпки? Роберт, надо сказать, очень в этом сомневался.
– А что вы поделываете? – неожиданно спросил он, втайне надеясь, что его вопрос не обидит собеседницу.
Она позволила себе улыбнуться наивности молодого человека, и ее улыбка заставила его покраснеть. Тем не менее он продолжал смотреть на нее в упор, пытаясь определить ее возраст. В самом деле, сколько ей? Двадцать пять? Тридцать? Странно, но ее лицо, казалось, будет вечно юным. Можно было с легкостью представить, что, когда Рейчел станет пятьдесят, ей вряд ли будут давать больше сорока.