Первое мирское чудо: творение Французской Канадки, дрожавшей ли раньше от холода в мотеле, страдавшей ли от любви демократии женского монастыря, связанной ли черными путами кодекса Наполеона – революция сделала то, на что раньше был способен лишь бесшабашный Голливуд.
Следи за словами, смотри, как это происходило.
Я мечтаю о независимом Квебеке не только потому, что я француз. Я хочу, чтобы наши национальные границы были обведены жирной линией не просто ради того, чтобы граждане Квебека не казались жителями экзотического уголка туристической карты. И не просто потому, что без обретения национальной независимости мы так навсегда и останемся Луизианой севера с несколькими хорошими ресторанам и Латинским кварталом – единственными реликвиями нашей крови. И не просто потому, что такие возвышенные понятия, как судьба и вечные духовные ценности, должны обеспечиваться такими низменными атрибутами, как знамена, армии и паспорта.
Я хочу набить роскошный цветастый синяк всему монолиту Американского континента. Я хочу, чтобы в нашем его уголке уютно потрескивали в камине поленья. Я хочу расколоть страну пополам, чтобы люди научились разбивать пополам свои жизни. Я хочу, чтобы история разогналась на роликах и вскочила Канаде на холку. Я хочу лакать из глотки Америки, как из дырки жестяной банки. Я хочу, чтобы все двести миллионов знали, что все может быть по-другому, как угодно, хоть по-старому, но только по-другому.
Я хочу, чтобы государство стало серьезно в себе сомневаться. Я хочу, чтобы полиция перерегистрировалась в акционерное общество и обанкротилась вместе с биржей. Я хочу, чтобы церковь раскололась надвое и оказалась по обе стороны баррикады.
Вот оно тебе – мое признание!
Ты понял теперь, как это происходило?
До ареста и последовавшего вскоре заключения в эту больницу с диагнозом невменяемости при совершении преступления я дни напролет составлял воззвания против англосаксонского империализма, вставлял в бомбы часовые механизмы, в общем, все шло по обычной программе подрывной деятельности. Мне недоставало твоих поцелуев, но отвлекать тебя от дела я не мог, тебе надо было готовиться к путешествию, в которое я направил тебя именно потому, что не мог туда отправиться сам.
Но ночью! Ночь будто масла в огонь подливала моим самым несбыточным грезам.
Англичане сделали с нами то, что мы сделали с индейцами, а американцы сделали с англичанами то, что англичане сделали с нами. Я всем за всех хотел отомстить. Мне мерещились горящие города, проекторы, крутившие ленту фильма в пустоту без экрана. Я видел кукурузные поля, объятые пламенем. Я видел иезуитов, которых постигла кара. Я видел, как сквозь крыши длинных домов прорастают деревья. Я видел, как убивает робкая лань, с которой содрали шкуру. Я видел наказанных индейцев. Я видел, как хаос пожирает позолоченную крышу парламента. Я видел, как вода разъедает копыта зверей у водопоя. Я видел залитые мочой костры ритуальных торжеств, заправочные станции, целиком уходящие под землю, магистрали дорог, засасываемые диким болотом.
Тогда мы были с тобой очень близки, дружок. Тогда я шел по твоим стопам.
Пожми же мне руку мою духовную и не забывай меня. Тебя нежно любил человек, для которого сердце твое было раскрытой книгой, тени твоих грез становились моим прибежищем. Вспоминай иногда, как нам вместе бывало хорошо.
Я обещал тебе письмо, полное радости, помнишь?
Мне хочется снять с тебя тяжкую ношу последнего бремени – бесполезной истории, груз которой приводит тебя в смущение, доставляет тебе такие страдания. Мужчины твоего склада обычно всю жизнь остаются примерно на том же уровне, на котором были при крещении.
Жизнь предначертала мне быть человеком действия – я беру на себя ответственность. Тебе не надо больше лезть в это дерьмо. Не надо тебе вникать в обстоятельства смерти Катерины Текаквиты и ломать себе голову, размышляя о случившихся после этого чудесах, описанных в хрониках. Читай об этом не напрягаясь, расслабленно, как будто следишь за полетом мухи или комара.
Желаю тебе распрощаться с запорами и одиночеством.
Чудо, которого все мы ждем, само ждет момент, когда рухнет парламент, и дом архивов будет уже не дом, и славы отрава покинет отцовский регламент.
Ни награды, ни угрозы не заставят отщепенцев
Совершить свое паломничество к страсти.
Но как ненужный хлыст у многих извращенцев
Лишь сломят плоть и разум подчинят традиции напасти.
Мне видится бесстрастный парнишка-сирота,
Витающий высоко в небесах.
Его не беспокоит его тела нагота, И нет порока имени в глазах.
Он сгорел внутри дотла, как в печке
передержанное тесто.
Холод, ветер, свет и темнота видят в нем теперь
свою невесту!
History is a Scabbie [67] Point [68]
История – это чесоточный кончик,
For putting Cash [69] to sleep
Чтобы налик укладывать спать.
Shooting up [70] the Peanut [71] Shit [72]
Укол дерьмовой хренотенью -
Of all we need to keep [73]
Вот все, что надо нам сохранять.
Последние четыре года жизни Текаквиты и происходившие после ее смерти чудеса
1
У оннеютов был один вождь по имени Окенратарихен, который перешел в христианство. К новой вере он относился столь же ревностно, как и ко всему в своей предыдущей жизни. В переводе его имя означало Cendre Chaud, или Горячая Зола, оно как нельзя более подходило его натуре. Заветной мечтой вождя было приобщение всех могавков к вере в нового бледнолицего бога. В 1677 году он организовал в землях ирокезов апостольскую миссию. С ним был один гурон из селения Лорет и другой обращенный, который «по странному стечению обстоятельств» (если угодно принизить этим выражением волю Провидения) оказался родственником Катерины Текаквиты. Первой деревней, куда они пришли, была Канаваке – то самое селение, где жили наша недавно обращенная и ее исповедник, отец де Ламбервиль. Окенратарихен был замечательным оратором. Его рассказ заворожил всех жителей деревни. Катерина Текаквита старалась не пропустить ни единого слова из того, что он говорил о новой жизни в миссии в Порогах Святого Людовика.
– Раньше во мне не было души. Я жил жизнью зверя. А потом узнал о Великом Духе, истинном Хозяине неба и земли, и вот теперь стал жить как подобает человеку.
Катерине Текаквите захотелось отправиться в то место, которое он так живо описал. Отец де Ламбервиль решил, что в гостеприимном окружении христиан чудесное дитя будет в большей безопасности, и потому выслушал ее просьбу благожелательно. К счастью, ее дядя был в то время в Форт-Оранже (Олбани), где торговал с англичанами. Священник понимал, что тетки не станут противиться желанию девушки, если та захочет уйти от них хоть на край земли. Окенратарихен собирался и дальше обращать индейцев в христианство, и потому было решено, что Катерина покинет селение вместе с двумя его спутниками. Сборы были скорыми и тайными. На рассвете они уплыли из деревни на каноэ. Когда гребущих беглецов окутал речной туман, отец де Ламбервиль послал им вслед свое благословение. Катерина сжимала в руке его письмо к отцам-настоятелям миссии в Порогах Святого Людовика.
Она тихо себе нашептывала:
– Прощай, деревня моя. Прощай родина.
Они плыли по Реке могавков на восток, потом на север по Гудзону, берега которого были увиты кружевом буйной растительности – огромными свешивающимися в воду ветвями, сплетенными виноградными лозами, непроходимыми зарослями. Они достигли озера Святого Причастия, которое ныне называют озером Джорджа, благодаря Господа за спокойствие его вод. Беглецы продолжали путь дальше на север, к озеру Шамплен, потом вверх по реке Ришелье до форта Шамбли. Там путешественники оставили каноэ и пошли дальше пешком через густые леса, которые и теперь покрывают южный берег реки Святого Лаврентия. Осенью 1677 года все трое достигли миссии Святого Франсуа-Ксавье в Порогах Святого Людовика. Вот и все, что тебе надо знать. Не ломай себе голову насчет обещания, данного Катериной Текаквитой дяде. Скоро ты поймешь, что Катерина Текаквита не была связана мирскими обетами. Не переживай по поводу ее престарелого дядюшки, он гундел себе под нос какую-то жалостную любовную песню, пытаясь отыскать следы племянницы в опавшей листве.
67
Scabbie – грязный, кишащий микробами, инфицированный, чреватый чесоткой или воспалением в местах уколов, заражением крови и гепатитом. Кроме того, может еще означать «тупой» или «ржавый».
69
Cash – на блатном жаргоне означает совесть, сознание или любой тип болезненного сознания. Мне не приходилось слышать, чтобы этот термин употреблялся где-нибудь, кроме Монреаля и его окрестностей, где он в ходу главным образом на бульваре Сен-Лоран и в теперь закрытом Северо-восточном ресторане. Это слово в таком его значении популярно у блатных как французского, так и английского происхождения. Долгий период без употребления наркотиков, случайную встречу с родственником или бывшим приходским священником, беседу с социальным работником или разговор с собирателем джазовых мелодий называют «работа с наликом», или «un job de cash».
70
Shoot up – ввести наркотик в вену. Игла для инъекций прикрепляется к обыкновенной пипетке узким картонным «воротником».
71
Peanut – на жаргоне тех, кто питается экскрементами [κοπρος (kopros) – по-гречески это, конечно же, значит «фекалии». Но сравни с санскритским cakrtč, что значит «навоз». Представь себя, мой дорогой, ловцом жемчуга. До тебя доходит, какие невероятные глубины прошлого морскими саженями кроются в твоем невнятном бормотании? φαγειν (phag-ein) – по-гречески «есть», «кушать». Но сравни это слово с санскритским bhájati – делить, принимать участие; bháksati – наслаждаться, потреблять; bhágaš – счастье, богатство. Сами слова, которыми ты пользуешься, – это тени океанского дна, куда никогда не доходит солнечный свет. И ни одно из них не станет уже никогда ни уроком, ни молитвой.], это слово применяется для обозначения всего поддельного или искусственного. Изначально означающее пренебрежение, оно иногда употребляется для выражения удивленной ласки, как, например: «Ну, малыш, ты даешь!», или еще точнее это передается французским выражением «Quelle cacahuиte!». Это выражение возникло среди ортодоксов, когда отколовшаяся от них группа «Marranos» в Онтарио начала использовать арахисовое масло в культовых ритуалах, стремясь добиться респектабельности и общественного признания. В словаре наркоманов это слово означает смесь наркотика с мукой, лактозой или хинином для увеличения его количества и рыночной цены.
72
Shit – изначально так называли героин и другие сильнодействующие наркотики, а теперь оно широко употребляется для названия любых наркотических средств, включая безвредную индийскую коноплю и безобидный аспирин. Следует отметить, что наркоманы, колющиеся героином, страдают хроническими запорами [Con-stipatum, латинское причастие прошедшего времени от глагола stipare – упаковывать, прессовать, набивать битком. Это слово происходит от того же корня, что и греческое στιφος (stiphos) – «плотно спрессованная груда». В наши дни в Афинах το στιφος означает «густая толпа», пчелиный рой, стая. Это я, дружок, тебе руку помощи протягиваю, чтобы ты снова начал дышать, чтобы скоро при моей поддержке, у тебя прорезались замечательные серебристые жабры.] – наркотик ослабляет работу их кишечника.
73
То keep или to hold – «хранить», «держать» на жаргоне наркоманов может означать владение наркотиками скорее с целью продажи, чем для собственного употребления.