Может быть, дело в том, что евреев не так уж в стране много — тысяч семь с половиной, — так и датчан тоже не миллиард. Хорошо, то была оккупация, особые условия. Но в 1969 году, когда Народная Польша решила избавиться от остатков неблагодарного еврейского населения, Дания предложила принять полторы тысячи человек. По тому, сколько в Польше евреев оставалось, — очень значительную часть. Загадка Дании и ее ненормального поведения еще ждут своего научного разрешения.
Тысячелетний еврейский опыт учит: нет ничего более незыблемого и вечного под Луною, чем временные правила о евреях. В любой стране. Даже в Норвегии.
Евреи здесь никогда многочисленностью похвастать не могли, да и сейчас их не особо много, однако история их от этого менее интересной не становится. Как, впрочем, и сама норвежская история.
Судьбы стран Скандинавии вообще своеобразны. К примеру, мы до сих пор не можем с полной уверенностью утверждать, существовал ли здесь феодализм, как в других западноевропейских государствах. В Дании — да, был. А вот у ее северных соседок — неизвестно. А промышленная революция? Удивительнейшая ситуация: все страны как на подбор промышленно развиты, а вот была ли соответствующая революция?.. В общем, загадок тьма. Но, главное, никогда с уверенностью не скажешь, с какой из стран имеешь дело. Так уж получилось, что на протяжении столетий они чуть ли не по очереди побывали одна в составе другой, отстаивали свой суверенитет, чтобы потом бороться с движением за независимость у соседей, которые из угнетателей превратились в угнетенных… Конечно, это прежде всего относится к Дании со Швецией. Норвегия же обычно то входила в состав одной из них, то состояла в унии с другой, что в общем-то практически одно и то же.
При этом каждая страна, добившись вожделенной независимости, со скандинавской аккуратностью оставляла в силе принятые прежде законы. Последние, разумеется, множились, нередко вступая в противоречие друг с другом.
До 1814 года Норвегия почти 450 лет пребывала в зависимости от Датского королевства. И с завидным упорством отстаивала свои привилегии. Их, может, имелось не так уж и много, но каждая из них была по-своему дорога суровому норвежскому сердцу. В частности, вопрос о допуске в страну иноземцев (и иноверцев), который оставался в ведении местного стортинга — органа, так сказать, самоуправления в рамках датской монархии.
В 1657 году датский государь предоставил право свободного проживания в своих владениях «португальским евреям» (в основном из Нидерландов и Северной Германии). А владения эти были куда обширнее территорий нынешней Дании — охватывали Норвегию, Исландию и Гренландию. Неизвестно, как на это монаршее решение отреагировали исландцы. Скорее всего никак: хватало им борьбы против датского гнета, да и весьма затруднительно представить себе евреев, рвущихся в тогдашнюю Исландию с ее климатом и экономическими условиями. Точно так же равнодушными к возможности еврейской экспансии остались и гренландские эскимосы. А вот Норвегия признать это право отказалась.
То ли сильна была в норвежцах протестантская вера, исказить которую могли «иезуиты, евреи и сарацины», то ли бурлило в них желание доказать датчанам, что, мол, все равно сделают по-своему (в рамках закона, разумеется). Скорее всего второе. Заметим, что король датский вовсе не настаивал на немедленном вселении в страну католиков и магометан, подразумевая исключительно «португальских евреев» (сефардов, по-нашему). Но норвежцы уперлись со всей свойственной им горячностью. И великим упрямством.
Датский трон подтверждал права «португальских евреев» в 1670-м, 1684-м и 1750 годах. Но наследники норвежских провинциально-государственных мужей всякий раз отвечали твердым отказом. В 1814 году Норвегия перешла к Швеции, а у той правила насчет католиков, мусульман и интересующих нас евреев оставались неизменными. И вскоре крайне немногочисленные евреи, осевшие в стране фиордов, были из нее высланы. Не беремся утверждать определенно, но скорее всего именно нежелание шведских властей впускать евреев на свою территорию и способствовало тому, что прогрессивно настроенные представители норвежской интеллигенции начали поднимать вопрос о допуске евреев в страну. И в 1844 году стортинг разрешает его — опять-таки «португальским евреям». Такое пристрастие к эпитету «португальский» можно объяснить лишь тем, что эти — хотя и некрещеные — люди пострадали в свое время от католиков и католическо-иезуитскими агентами быть уж никак не могли (но это, предупреждаем, не более чем предположение).