13
В Клинике, за закрытой дверью своей консультационной, доктор Эйхнер имел разговор с Мартином Фростом, частным детективом.
— Если между ними есть связь, значит, я ужасно ошибаюсь, — говорил доктор Эйхнер, — но в одной вещи я уверен точно — однако позвольте мне все же предложить вам выпить.
Мартин Фрост поднял руку.
— Только не тогда, когда я на работе, спасибо, не обращайте внимания. Вы говорите, он извращенец?
Доктор Эйхнер налил себе еще одну рюмку бренди и задумчиво покрутил стакан в своих руках.
— Я бы не стал уделять этому вопросу столько внимания. Факт в том, что я обнаружил это как… характерную случайную информацию, скажем так. Эти отклонения обычно имеют свои параллели, социальные или еще какие-то, видите ли…
Мартин Фрост был очень большим, крепким мужчиной, возраста далеко за сорок, и на его внешности не отражалось никаких эмоций — черта характера, из-за которой на его огромном лице не было ни единой складки или морщинки.
— Я вижу, в чем дело, — сказал он, просто опустив глаза в пол и таким образом демонстрируя свое серьезное отношение к этому делу.
— Я хотел бы, чтобы вы разузнали об этом человеке, — важно продолжил доктор Эйхнер, — добыли о нем сведения. Нам необходимо определить точную природу его связи с присяжным, и так далее. На самом деле вы должны будете документировать любое свидетельство его извращения, любое, которое найдете. Если есть случай клеветы, по крайней мере будем во всеоружии!
Данная перспектива, по-видимому, согревала доктора все это время, и он уютно расположился в своем кресле, нежно перекатывая хрустальный стакан между четырьмя вытянутыми пальцами.
— Между прочим, какова ваша ставка, мистер Фрост?
— Я могу вам назвать дневную ставку, если угодно, доктор, — сказал Мартин Фрост, прочищая горло и пытаясь устроиться удобней, переминаясь с одной ноги на другую, — это тридцать пять долларов плюс расходы… В настоящий момент я не занимаюсь другими делами, так что я посвящу вам полный день, и на самом деле я именно так и люблю работать — чтобы у меня было только одно дело.
— Хорошо!
— Будем работать в этом направлении, — Мартин Фрост посмотрел на свои могучие руки, — и сосредоточимся.
— Вот так! Да. Скажите мне, каков был ваш последний случай, мистер Фрост? Если вы, конечно, можете это рассказывать.
— На самом деле нет. Большинство моих дел полностью конфиденциальны, видите ли. Хотя я не против рассказать вам, что я работал над делом Битона-Битона — вы совершенно недавно могли об этом прочитать в газетах.
— О да. Да, конечно. Я хотел бы знать, кто раскрыл это дело.
— Ну, на самом деле я не один над этим работал. Вместе с полицией, я имею в виду. Да, как раз в том самом деле было много подводных камней!
Доктор Эйхнер отхлебнул из стакана, задумчиво и облегченно, а затем снова заговорил:
— Тридцать пять в день? И расходы. Теперь вот еще что…
Мартин Фрост, белый великан, наклонился вперед, прочищая горло.
— Под расходами, доктор, мы подразумеваем затраты, которые непредусмотрены, то есть это включает в себя: плату за такси, чаевые, фотосъемку, затраты на кассеты, маленькие усики — которые иногда бывают необходимы — и так далее, в зависимости, естественно, от специфики дела. В данный момент я не вижу никаких непредусмотренных расходов, хотя, конечно, в конце работы вы получите список по пунктам — и, естественно, мы постараемся снизить их до минимума.
— У нас есть десять дней, чтобы раскрыть это дело, — словно не расслышав всего вышесказанного, с пафосом произнес доктор Эйхнер. — Это интервал, так сказать, между сегодняшним слушанием и следующим собранием суда.
— Хорошо, доктор, — начал Мартин Фрост, взглянув еще раз на свои руки и повертев их над коленями, как два тяжелых вертела, — я не вижу причин, по которым мы не можем этого сделать.
Доктор Эйхнер встал и подошел к окну, сложив руки и обхватив самого себя. Затем он резко развернулся.
— Вы беретесь за это дело?
— Да. Да, я хотел бы поработать над этим делом.
Принимая это решение, Мартин Фрост не продемонстрировал замешательства или колебания, ни единой эмоции, только неспешно мял своим пальцем толщиной с добрую веревку огромную костяшку на правой руке, которая затем щелкнула, как огромный треснувший орех.
14
Барби и Ральф снова уселись в кабриолет и проехали два квартала по направлению к большому и модному ресторану для автомобилистов, где Ральф, вытянув правую руку по спинке сиденья над плечами Барби, заказал пиво, а Барби, испуганная донельзя, чашку кофе.
— Ты любишь бостонский кофе? — приветливо спросила она молодого человека.
— Ты имеешь в виду кофе с большим количеством сливок?
— Половина сливок, половина кофе, — сообщила она.
— Да, думаю, да. А ты?
— Люблю! — Она произнесла это спешно и с вызовом, как если бы они говорили про гашиш или героин.
— Ты могла бы заказать сейчас себе этот кофе, — заметил Ральф, очень сухо.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, — объяснил он, — ты могла бы заказать такой кофе вместо простого черного.
— О, я сейчас не в настроении, — сказала Барби. — Я забыла тебе сказать, — неожиданно сообщила она, как будто по секрету, — я человек настроения! — И она лучезарно улыбнулась ему, а ее голубые глаза сверкнули, как влажные искорки, словно обещая.
— Послушай, Барби, — начал он внезапно, с грустью и нежностью в голосе, и она посмотрела на него удивленно, широко распахнув глаза, как будто никогда не знала, чего ожидать. И Ральф уже был готов вытянуть руку и дотронуться до ее плеча, когда появилась официантка с их подносом, и оба они, казалось, слегка отдернулись друг от друга легко с облегченным вздохом.
— Я выпью половину, а затем закажу бостонский кофе, — объявила Барби минутой позже, пристально уставившись на юношу поверх своей чашки. Ральф неуклюже улыбнулся, но ничего не ответил, пил большими глотками свое пиво и пару раз посмотрел на наручные часы. Когда он передал сливки Барби, она позволила их пальцам томительно соприкоснуться, хотя, видимо, сама себе не отдавая в этом отчета, все это время оживленно комментировала окружающее. Это выглядело так, как будто разговор ей казался чем-то типа рекламных роликов по радио, и когда получались паузы, она пугалась до полусмерти.
— Ты забавный, — сказала она без обиды.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Ральф, пытаясь изобразить удивление.
— Ну, я не знаю, — сказала Барби, раздумывая, как выиграть время, — ты такой — тихий. — Затем она оживленно рассмеялась и, чтобы приободрить его, дотронулась до его руки. — Я не имела в виду, что что-то не так! Я имела в виду — то, что я болтаю без умолку, — это совсем не смешно! И на самом деле это я должна тебя сидеть и слушать!
— Хорошо, — начал Ральф смущенно.
— Элеанор Торн — ты знаешь Элеанор Тори, правда? Извини меня! Я имела в виду, мисс Торн — она говорит, что я просто не по летам развита!
— Да? — сказал Ральф, перемещая свою руку на сиденье за ее спиной.
— Да. Ты ведь знаешь Элеанор, правда? — спросила Барби, замешкавшись.
— Она старшая медсестра, да?
— Да, и она действительно потрясающий человек. Так много девушек не любит ее — они говорят, что она «сплошной ужас», но, правда, она абсолю…
Ральф украдкой опустил свою руку и наклонился, нерешительно попытавшись поцеловать девушку, и несколько насильственно попытался привлечь ее к себе. Но Барби резко отшатнулась, зарделась и приняла рассерженный вид.
— О нет, — сказала она, украдкой оглядываясь вокруг на другие машины, как будто испугалась, что ее заметили, а затем повернулась, чтобы посмотреть на Ральфа, одновременно в смущении и отчаянии.
— Я полагаю, я не того типа девушка, как ты думаешь, — сказала она и замерла в ожидании.
— Я всего лишь хотел поцеловать тебя, Барби.
Ты такая… такая красивая, — жалобно пояснил он.