Т у р а н д о т о в. Хорошо, что не застарелый сифилис!
П р о к о ф и й Ф и л и п п о в и ч. Это как?
Т у р а н д о т о в.Это шутка. Идите, вас обслужат по первому классу!
П р о к о ф и й Ф и л и п п о в и ч идет обедать. Появляется Н е м ч и н с к и й, взгляд его полубезумный, в руках пачка листов со стихами. Идет вперед, не замечая М а р и н ы, которая в испуге отшатывается от него, и натыкается на Т у р а н д о т о в а.
Т у р а н д о т о в. Ба, вот это явление! Откуда, друг, какими судьбами? А мы уж, брат, совсем тебя со счетов списали; хотели вот только к премии посмертно представить, да взять на твое место нового человека.
Н е м ч и н с к и й(тянет руки к Т у р а н д о т о в у). Аполлинарий Игнатьевич, я все выяснил!
Т у р а н д о т о в(удивленно, потом с досадой махнув рукой). Что ты выяснил? А, впрочем, это неважно! Ты, друг, не можешь уже ничего ни выяснить, ни, наоборот, запутать и замутить, потому что след свой в истории ты уже оставил, и больше от тебя не требуется ничегошеньки.
Н е м ч и н с к и й(все так же протягивая руки в сторону Т у р а н д о т о в а). Аполлинарий Игнатьевич, я каюсь, я сознаю, что написал безумную, совершенно бессмысленную статью, которую обманом, с помощью Марины, поместил в вашей газете. Мне не давало покоя имя, услышанное вполуха и мимоходом – Блистательный Недоносок, – оно действовало на меня гипнотически и наркотически, я заболел сочетанием этих двух слов, и итогом этой болезни явилась эта необдуманная статья.
Т у р а н д о т о в(внимательно глядя на него). Мне кажется, ты и сейчас болен!
Н е м ч и н с к и й. Да, я болен, я болен поиском истины и новым, совершенно ошеломляющим знанием! Ибо я бросил все, что имел до этого: газету, семью, друзей, любимую, и, спустившись под землю, проникнув в страшные московские катакомбы, отыскал наконец-то того, кто зовется Блистательным Недоноском!
Т у р а н д о т о в(скептически). Ну и кто же это такой, чье это имя?
Н е м ч и н с к и й(страстно). Блистательный Недоносок – это имя одного московского бомжа, к тому же талантливого поэта, и вот его стихи, которые, я уверен, вы напечатаете в вашей газете. К сожалению, его нет больше на свете, он трагически погиб, но я поклялся издать его книгу стихов, и, что бы мне это ни стоило, выполню свою клятву!
Т у р а н д о т о в(так же скептически). И это все?
Н е м ч и н с к и й. Да, все, но разве этого мало? Разве это не сенсация, которой стоит посвятить целый номер газеты?
Т у р а н д о т о в(мягко, укоризненно). Миленький мой, твоя сенсация ровным счетом ничего не стоит. Блистательный Недоносок – это вовсе не бомж, и уж тем более не поэт, ибо неизвестно еще, кто более неудобен и опасен для общества! (Воодушевляется.) Блистательный Недоносок – это высшее существо, предел мечтаний всех нас, маленьких и не блещущих ничем недоносков, на банкет по случаю явления которого ты сегодня попал. Понятно тебе – не бомж и не поэт, а высшее существо, которое с минуты на минуту явится нам и миру, и, возможно изменит вообще ход истории. (Пренебрежительно показывает на стихи.) А свои стишки ты можешь выкинуть в ближайшую урну, они здесь абсолютно никого не интересуют!
Н е м ч и н с к и й(растерянно). Почему же выкинуть? Но как же так! Ведь я действительно все выяснил, и все это правда! Нет, я не буду молчать, я не хочу молчать, ведь смерть человека не может пройти бесследно, тем более смерть поэта! (Бросается к накрытым столам, перебегает с одной стороны на другую, обращается к г о с т я м.) Послушайте, послушайте меня, ничтожного, начинающего журналиста, практически стажера, который бросил все, спустился в московские катакомбы, и узнал страшную правду. Правду о жизни, которую ни я, ни вы, никогда не видели, и никогда не увидим. Послушайте стихи странного бомжа по имени Блистательный Недоносок, которые он написал глубоко под землей, и которые я вынес наверх, чтобы читать солнцу и свету! Слушайте! Слушайте! Слушайте! (Читает стихи.)
Некоторое время после того, как Н е м ч и н с к и й кончил читать, стоит пронзительная тишина, а потом раздается оглушительный смех. Г о с т и смеются и корчатся в пароксизмах и судорогах безумного смеха, который валит их с ног, бросает друг на друга, заставляет бить об пол посуду и вскакивать на столы, чтобы совершать на них отвратительные и дикие танцы.
Н е м ч и н с к и й стоит растерянный посреди актового зала, держа в опущенных руках пачку стихов.
Н е м ч и н с к и й(грустно). Простите, господа, но я, кажется, понял вашу главную мысль. Вам не нужны стихи мертвых поэтов, как, очевидно, не нужны и живых. Вы предпочитаете быть недоносками, ну так будьте же ими, а я ухожу, чтобы вновь спуститься под землю. Здесь, наверху, слишком все подло и гадко, слишком отчетливо видны ваши пороки, а мне необходимы тишина и покой, чтобы решить, как жить дальше!
Уходит, прижимая к груди пачку стихов. Смех и улюлюканье сопровождают его уход.
Появляется чета А н т и п о д о в ы х, с интересом оглядывает уходящего Н е м ч и н с к о г о.
Т у р а н д о т о в(бросаясь к Т р о я н у Б о р и с о в и ч у). Ну что, слышно что-нибудь?
А н т и п о д о в. Нет, пока ничего не слышно.
Т у р а н д о т о в. А видно что-нибудь?
А н т и п о д о в. Нет, и не видно покамест, но чую, близко уже.
С о ф и я А н д р е е в н а(начинает завывать). Гул по земле идет, земля слухом полнится, шаги слышу тяжелые, поступь слышу командную!