В среду 10 ноября 1407 года (по юлианскому календарю, а по григорианскому — 21 ноября), «в два часа пополуночи», королева Изабо родила ребенка, «умершего в тот же день и отвезенного в Сен-Дени». Во всяком случае, так сообщает аббат Клод де Вилларе во «Всеобщей истории французского королевского дома». В первом издании (1764) этого ребенка аббат называет Филиппом. Позже, во втором издании (1770) Филиппа заменила девочка по имени Жанна.
Во всей этой истории много неясного. Почему, например, шестерых детей королева рожала во дворце Сен-Поль, а последнего — во дворце Барбетта? Почему при родах не присутствовали главные члены короны и дамы, которым надлежало принять на попечение новорожденного: гувернантка, лейб-кормилица, пеленальщица, горничная, запасные кормилицы и прелат высокого церковного ранга? Никого из вышеперечисленных лиц возле королевы не было. Почему ребенка похоронили так быстро, вопреки принятым традициям?
Вероятно, окружающие знали, что сей младенец — плод прелюбодеяния и от него необходимо скорее избавиться. Вероятно, близкие королеве люди знали, что ребенок будет тайно перевезен в другое место, в деревню под Парижем. Это не первая в истории Франции инсценировка смерти отпрыска королевского дома. Заменить в кружевных пеленках здоровую девочку на мертвого мальчика очень просто.
Ребенка нужно было передать на воспитание в надежные руки. Возможно, Марьетт Д’Энгьен и согласилась бы еще раз опозорить себя в глазах общества, выручая из затруднительного положения свою королеву. Но к тому моменту она уже оставила сей бренный мир.
А что же отец? Разумеется, Луи герцог Орлеанский не оставил бы на произвол судьбы своего ребенка, сделал бы для него все необходимое и сумел бы защитить. Только и его уже не было на свете. Через тринадцать дней после разрешения королевы от бремени, после того как история с инсценировкой смерти новорожденного благополучно завершилась, любовники позволили себе отметить удачный исход дела «веселым ужином». Возвращаясь с этого ужина, герцог Орлеанский был злодейски убит.
Января 6 дня 1407/1408 года (по григорианскому календарю — 17 января) в Домреми ночью начался переполох. Жители деревни, в которой и всего-то было 34 хозяйства, в течение целых девяти месяцев не догадывались о беременности Изабеллы по прозвищу Римлянка. Тем более, друзья и соседи должны были уже некоторое время готовиться к тому моменту, когда добропорядочная супруга Жака Д’Арка, управителя, разрешится от бремени. Двадцать лет спустя жители Домреми не лукавя засвидетельствуют перед двумя уполномоченными, присланными церковным судом из Пуатье для расследования, что малышка появилась в деревне днем и что означенная Жанна была известна в этой деревне как дочь Изабеллы Баварской и герцога Луи Орлеанского.
Управляющий от имени короля небольшим городком Вокулер, возле которого и находилась деревушка Домреми, Робер де Бедрикур, скорее всего, был обязан присматривать за Жанной, попутно обучая ее кое-чему, в том числе и воинским искусствам. «Добрый Робер» тепло относился к Жанне. Он сквозь пальцы посмотрел на поездку Девственницы в Нанси (январь 1428 года), для беседы с герцогом Лотарингским. Официальным поводом для поездки послужило приглашение Жанны, как ясновидящей и целительницы, для излечения хворобы герцога. Самое интересное, что ни до той поездки, ни после никто не упоминал и ничто не свидетельствовало, что Девственница занималась целительством. Даже слухов таких не ходило. Напрашивается вывод, что приглашение исцелить герцога являлось лишь ширмой.
В Нанси к тому моменту собрался целый «военный совет»: сам герцог Лотарингский, герцог Баварский — Рене Анжуйский, Жан де Дьелуар. Во имя чего он собрался? И о чем могла беседовать простая крестьянка Жанна с лидером этого «совета» герцогом Лотарингским? Вряд ли это станет когда-нибудь известно.
Тогда же, в январе 1428 года, на площади замка в Нанси Жанна... верхом на лошади приняла участие в турнире с копьем в присутствии знати и народа Лотарингии.
Если учесть, что турниры и боевые игры были исключительно уделом знати, что вокруг ристалища выставлялись щиты с гербами, осведомлявшие о составе участников, то трудно допустить, будто герцог Карл Лотарингский и знатные господа герцогства примирились бы с тем, что на боевого скакуна взгромоздили крестьянку, что она участвовала в состязании между знатными господами и была вооружена копьем, пользоваться которым могли одни только рыцари.
Из поездки в Нанси Жанна благополучно возвращается в Домреми. Почти в то же самое время жители Орлеана получают письмо от Жана, графа Дюнуа Бастарда Орлеанского (предположительно единокровного брата Девственницы), в котором содержится знаменитое извещение о том, что дева, пришедшая с Лотарингских рубежей, вскоре освободит их город. Письмо это попадает на благодатную, подготовленную почву. Вот уже некоторое время по Франции ходили странные слухи и пророчества, согласно которым страна, которую погубила женщина — Изабелла Баварская, будет вновь отвоевана женщиной. Якобы с Лотарингских земель поднимется непорочная дева (девственница), которая спасет Орлеан, а королевство будет возвращено своему подлинному государю, Карлу VII.
В ряде пророчеств, например, упоминалось, что дева придет из «Дубового леса», священного леса друидов. Надо сказать, что этот «священный лес», действительно дубовый, принадлежал Жаку Д’Арку, и Жанна часто подолгу гуляла там, особенно возле «Дерева Дам», т.е. возле дуба, у которого, по преданиям, собираются феи. Кроме того, Жанна на самом деле была девственницей. Дефект физиологического характера не позволял ей быть женщиной, о чем свидетельствовали результаты нескольких медицинских осмотров, проводимых как доброжелателями Жанны, так и ее врагами.
В появлении Девы и французский народ, и захватчики-англичане должны были увидеть промысел Божий. Английская королева, исполнявшая в то время обязанности регента, претендовала на французскую корону для своего сына Генриха VI.
Карлу VII были необходимы какие-то факты или события, подтверждавшие его права на французскую корону, по крайней мере в глазах собственного народа.
Еще до отъезда Жанны в Шинон, где в это время находился престолонаследник Карл, в Домреми из Шинона прибыл человек, о присутствии которого многие французские историки упоминают неохотно, поскольку с ним связаны весьма деликатные обстоятельства. Что же это за таинственный человек? Это Жан Колле де Вьен, королевский гонец, сопровождаемый шотландским лучником Ричардом.
Жанна, видимо, была готова, поскольку тотчас же собралась. И был создан эскорт для нее, состоящий из рыцарей, оруженосцев-дворян и лучников, — всего семь человек.
По традиции, Жанну должны были задержать стражники у ворот Шинона для выяснения личности, затем ей предстояло бы объяснение с дежурным офицером, затем — с губернатором, и только после этого ей назначили бы аудиенцию у короля, если бы, конечно, ее допустили к нему. Некоторые знатные дворяне иной раз не по одному дню дожидались аудиенции. А тут простая крестьянка. И все же Жанне не пришлось проходить через все эти процедуры. Никто не требовал удостоверять ее личность. По всей видимости, Жанну в Шиноне знали и ждали. Ждали с нетерпением. Уже на следующий вечер Луи XI Бурбонский, главный церемониймейстер королевского двора, принц крови и кузен Карла VII, в сопровождении знатных господ лично спустился из замка в город, дабы проводить гостью к королю.
Король долго беседовал с Жанной в стороне от придворных у оконного проема. После этой беседы, заставившей Карла VII радостно прослезиться, начались уж совершеннейшие чудеса.
Жанну разместили в замке, предоставив в качестве личных апартаментов башню Кудрэ. Ей определили личный штат и военную свиту! Она пока еще не совершила ничего, что доказывало бы ниспосланность с небес. В ее личном штате была фрейлина — Анна де Беллье, из высшей знати. Были паж и оруженосец, оба из очень знатных семей. Оруженосец же по совместительству состоял еще и членом королевского совета. Был также капеллан, как для принцев крови. Назначили и дворецкого, под началом которого находилась шотландская гвардия из 12 благородных кадетов. Далее — два герольда, три секретаря. Получила Жанна и конюшню из 12 лошадей: 6 парадных коней и 6 боевых. Ей предоставили право иметь свой боевой стяг, что было привилегией знатных сеньоров.