Для распространения американского влияния в регионе Г. Киссинджеру приходилось не просто оказывать давление на Израиль; требовалось постоянно демонстрировать арабам, что это давление существует и решающим образом влияет на израильскую политику. Собственные уступки израильских руководителей в этом смысле только мешали Г. Киссинджеру. Сразу же после войны между египетскими и израильскими вооруженными силами были налажены прямые контакты. Израильский генерал Аха-рон Ярив (1920–1994) регулярно встречался с египетским фельдмаршалом Мухаммедом Абделем Гани аль-Гамаси (1921–2008) на 101-м километре шоссе Суэц-Каир для обсуждения таких неотложных вопросов, как поддержание перемирия и организация поставок продовольствия для окруженной Третьей египетской армии. Египетский и израильский военачальники быстро нашли общий язык; по мнению Г. Киссинджера, даже слишком быстро. Госсекретарь стремился доказать — прежде всего, египтянам, — что дипломатический прогресс невозможен без непрекращающихся американских усилий, поэтому Г. Киссинджер посоветовал израильтянам «притормозить» с переговорами на 101-м километре. «Израильская несговорчивость» превратилась в американский капитал, и этот капитал можно было тратить только после получения предварительного согласия госсекретаря.
Голда Меир и ее коллеги по кабинету чувствовали себя в долгу лично перед президентом Р. Никсоном за организованные им поставки оружия. Однако чувство благодарности не распространялось на Г. Киссинджера, который, как они считали, напротив, препятствовал этим поставкам, поскольку стремился предотвратить решительную победу Израиля и тем самым подготовить почву для дипломатического урегулирования послевоенной ситуации под эгидой США.
Израильское руководство в последние дни войны было возмущено давлением со стороны американский администрации, имевшим целью спасти от полного окружения и разгрома египетскую Третью армию. С точки зрения израильского руководства, это демонстрировало не только безразличие американцев к потерям израильского общества во время войны, но и непонимание той жертвы, на которую пошло еврейское государство, согласившись с требованием США не начинать боевые действия первым, когда факт приготовлений Египта к наступательной военной операции был уже очевиден.
«Челночная дипломатия» Г. Киссинджера только усилила взаимные трения, возникшие в ходе войны, и израильские и американские руководители существенно расходились в своих представлениях о целях, которые они преследовали в ходе переговорного процесса. Неудивительно, что во время визитов в Израиль (а в 1973–1975 годах Г. Киссинджер посетил Израиль пятнадцать раз, при том что до этого госсекретари за всю историю еврейского государства побывали в нем всего дважды) госсекретаря встречали толпы протестующих, а в газетах печатались самые разные по настрою репортажи, в том числе и остро критические, включая и те, в которых его обвиняли в предательстве своего еврейства. Опросы общественного мнения в Израиле того времени показывали, что он был одновременно и самой уважаемой, и самой ненавидимой обществом фигурой. При этом общественному недовольству вполне соответствовал повышенный тон дискуссий в официальных кабинетах. Переговоры отражали разногласия между госсекретарем сверхдержавы и руководителями государства-вассала, причем именно в связи с его происхождением деятельность Г. Киссинджера особенно раздражала израильтян. Он же делал все возможное, чтобы убедить американских евреев и израильтян в том, что постепенное продвижение к мирному урегулированию дипломатическими методами, осуществляемое исключительно под контролем Соединенных Штатов, будет в долгосрочной перспективе служить не только американским, но и израильским интересам. Г. Киссинджер полагал, что провал «челночной дипломатии» будет означать катастрофу для Израиля, поскольку повлечет за собой вступление в мирный процесс посредников, симпатизирующих арабам, и настроит против Израиля американское общественное мнение[515]. Г. Киссинджер обвинял израильских лидеров в неблагодарности за то, что США, несмотря на политику «разрядки», заняли в ходе войны позицию, противоположную советской, хотя это ставило под угрозу и престиж США как сверхдержавы, и личную репутацию Р. Никсона и Г. Киссинджера[516]. Американо-израильские разногласия по поводу сути переговоров осложнялись спорами о доверии и авторитете. Г. Киссинджер стремился доказать, что без участия США прогресс в переговорах был невозможен, стараясь при этом удержать контроль над всем переговорным процессом в своих руках. Пытаясь урезонить Г. Киссинджера, Г. Меир в последний день октября 1973 года полетела в Вашингтон, но ее встреча с Р. Никсоном продолжалась полтора часа, после которых она — по ее собственным словам, «почти всю ночь» — была вынуждена вести изнурительные переговоры с государственным секретарем. На каком-то этапе, не выдержав, Голда Меир вспылила: «Знаете, всё, что у нас есть — это наш дух. Теперь вы хотите, чтобы я отправилась домой и помогла уничтожить этот наш дух. Но тогда уже не нужна будет никакая помощь»[517].
515
Протокол встречи Г. Киссинджера с лидерами еврейских организаций США от 27 декабря 1973 г. цит. по: Zaki Shalom, “Kissinger and the American Jewish Leadership after the 1973 War” //
516
Протокол беседы между Г. Киссинджером и Г. Меир, 4 мая 1974 г. // Фонд Г. Киссинджера, RG 59, папка 7, The National Archives and Records Administration, Вашингтон.