Наше отношение к И.В. Сталину, В.М. Молотову, А.Я. Вышинскому и другим советским руководителям, повинным в развязывании массовых репрессий против советского народа в 1920-1950-е годы, равно как и память о том антиизраильском курсе, который проводил МИД СССР под руководством А.А. Громыко в период правления Л.И. Брежнева, не должны способствовать искажению памяти о событиях второй половины 1940-х годов, когда именно эти люди, по тем или иным причинам, были архитекторами и проводниками курса, который позволил Государству Израиль возникнуть и выжить в самые сложные месяцы его истории. Какими бы стратегически доверительными ни были отношения руководителей Израиля и США когда бы то ни было впоследствии, это не повод забывать о том, что провозглашение государственной независимости Израиля произошло — назовем вещи своими именами — вопреки и при активном сопротивлении руководства США, сквозь зубы и то далеко не единым фронтом говоривших будущему еврейскому государству «да» тогда, когда от этого «да» уже мало что зависело — и говоривших это «да» преимущественно для того, чтобы не проиграть Израиль вчистую Советскому Союзу; морально-правовые же обоснования еврейской государственности в эпоху после Холокоста оставались для американских руководителей совершенно чуждыми.
Часть II. ВРАЖДЕБНАЯ ОТЧУЖДЕННОСТЬ: АМЕРИКАНО-ИЗРАИЛЬСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ПЕРВОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ НЕЗАВИСИМОСТИ ИЗРАИЛЯ
Глава 4
Холодное безразличие: американо-израильские отношения в период второго срока правления Г. Трумэна, 1949–1952 гг.
Израильская внешняя политика начала формироваться, конечно, не после 15 мая 1948 года, когда была провозглашена независимость еврейского государства, а существенно раньше — ее основы заложила дипломатия сионистского движения, которая всегда стремилась заручиться поддержкой сверхдержав. Стремление опереться на могущественного друга оставалось одной из основных черт сионистского движения и после того, как оно получило политическое признание и практическую поддержку в Декларации Бальфура, и после установления британского мандата в Палестине[125]. Тем не менее в период мандата, когда Великобритания управляла Палестиной от имени Лиги Наций, вопрос о внешнеполитической ориентации сионистских организаций Палестины/Эрец-Исраэль не мог иметь практического значения, несмотря на существование в нем просоветски настроенных левых политических групп и правых радикалов, готовых к партнерству с самыми разными антибританскими силами, в том числе — с фашистской Италией. Однако конец Второй мировой войны совпал с тремя историческими процессами, которые превратили руководство еврейских общинных организаций в Палестине/Эрец-Исраэль и их сторонников в разных странах в значимых участников процессов мировой политики.
В первые три года после Второй мировой войны в руководстве еврейской общины Палестины/Эрец-Исраэль шли сложные дискуссии о внешнеполитической ориентации будущего еврейского государства, в скорое создание которого верило значительное большинство сионистских лидеров. Основное противоречие существовало между политиками, считавшими, что необходимо продолжать ориентироваться на британцев (несмотря на враждебную по отношению к борьбе за еврейскую государственность политику британских правительств, как возглавляемого консерваторами, так и лейбористами, особенно после 1939 года), которые с точки зрения политики, экономики, энергетики и ряда других факторов имели в Палестине/Эрец-Исраэль наиболее сильные позиции, и теми, кто настаивал на том, что необходимо строить политические отношения с новыми, более перспективными партнерами, такими, как США или СССР.
При этом положение Израиля было чрезвычайно сложным: руководители нового государства должны были сделать свой выбор в разгар «холодной войны», когда, сблизившись с одной из сторон, они автоматически стали бы антагонистами по отношению к другой. Предвидя деструктивные результаты любого однозначного предпочтения, израильское руководство избрало линию, которая в то время была определена как «политика неприсоединения». Она заключалась в том, чтобы «стучаться в обе двери», тщательно избегая жестов, от которых какая-либо из них могла бы захлопнуться. В беседе с представителем Государственного департамента США, направленным в Израиль в конце 1948 года с целью выяснить, намерен ли Израиль стать частью советского блока, Д. Бен-Гурион сказал: «Национальный характер евреев Эрец-Исраэль — и это было видно еще до создания государства — не терпит зависимости — ни экономической, ни политической, ни интеллектуальной. Мы никому не подражаем, а идем своим собственным путем. Мы непохожи ни на английских лейбористов, ни на русских коммунистов, ни на немецких социал-демократов. Мы не собираемся кланяться ни Америке, ни России, а стремимся найти свой путь»[126]. Политика неприсоединения нашла свое выражение в базовых принципах программы правительства, сформулированной после первых выборов в начале 1949 года. В ней, в частности, говорилось, что внешняя политика Израиля будет основана на «лояльности по отношению к принципам, на которых базируется Хартия ООН и на дружбе со всеми миролюбивыми государствами, и в особенности с США и СССР»[127].
125
См.: Aharon Kleiman, «Zionist Diplomacy and Israeli Foreign Policy» //
126
Дневник Д. Бен-Гуриона, запись от 25 ноября 1948 года // Архив Центра наследия Бен-Гуриона, Сде-Бокер [на иврите].
127
Письмо Давида Бен-Гуриона к Залману Арану, 4 марта 1949 года // Государственный архив Израиля [на иврите].