Собственно, так и произошло. В сентябре 1962 года Голда Меир прибыла на заседание Генеральной Ассамблеи ООН, где вновь встретилась с Мейером Фельдманом. Вместе они насчитали в Плане Джонсона 62 (!) изменения в сравнении с той версией, которую М. Фельдман представил израильским руководителям в августе[291]. Учитывая, что к тому времени о поставках в Израиль комплексов «хоук» уже было объявлено публично, израильские руководители, очевидно, получили свободу маневра, и, выступая на Генеральной Ассамблее ООН, Голда Меир резко раскритиковала План Джонсона как несправедливый, несбалансированно проарабский и несущий неприемлемые риски для выживания Израиля как еврейского государства. Кнессет провел двухдневное обсуждение этого вопроса, по завершении которого 63 голосами против 11 принял бескомпромиссную резолюцию, дословно повторявшую утвержденную 6 ноября 1961 года[292].
Несмотря на то что для Дж. Ф. Кеннеди было очевидно, что израильские руководители, получив желаемое, ничего не дали взамен, он тем не менее не стал совершать резких движений. Проблемой Западного мира был не Израиль, а Египет: незадолго до этого Г.А. Насер не только получил значительное количество советских ракет средней дальности, которые были способны сровнять израильские города с землей в течение нескольких минут, но и направил войска в Йемен с целью поддержать радикальный режим, который, как опасались многие в Вашингтоне и Лондоне, может стать плацдармом для дальнейших продвижений египетских войск на Аравийском полуострове[293].
Обеспокоенный этим всем, в конце 1962 года Дж. Ф. Кеннеди пригласил Г. Меир в свою резиденцию в Палм-Бич в штате Флорида. Требования президента были теми же: он хотел сдвинуть с мертвой точки реализацию Плана Джонсона, а также добиться от Израиля обязательства не создавать ядерное оружие. Голда Меир же, со своей стороны, хотела закрепить успех, добившись поставок в Израиль нового американского оружия. В общем, каждый собирался говорить о своем, но эта встреча, состоявшаяся 27 декабря 1962 года, оказалась по-настоящему переломной.
Голда Меир позднее вспоминала:
«Я приехала во Флориду, и мы беседовали очень долго и очень непринужденно… Присутствовало еще два-три человека, среди них Мейер Фельдман, но никто из них в разговоре не участвовал.
Сначала я стала описывать сегодняшнее положение на Ближнем Востоке. И тут мне пришло в голову, что этот умнейший молодой человек может и не слишком хорошо разбираться в евреях и в том, что для них значит Израиль, и я решила, что попробую объяснить ему это прежде, чем начать разговор про оружие. “Разрешите, господин президент, — сказала я, — рассказать вам, чем Израиль отличается от других стран”. Пришлось мне начинать издалека, потому что евреи очень уж древний народ. “Евреи появились больше трех тысяч лет назад и жили рядом с народами, которые давно исчезли — то были аммонитяне, мо-авитяне, ассирийцы, вавилоняне и прочие. Все эти народы в древние времена попадали под иго других государств, в конце концов, смирялись со своей судьбой и становились частью главенствовавшей тогда культуры. Все народы — за исключением евреев. И с евреями бывало, как с другими народами, что их землю оккупировали чужеземцы, но судьба их была совершенно иной, потому что только евреи, в отличие от всех прочих, твердо решили остаться тем, что они есть. Другие народы оставались на своей земле, но теряли свое национальное лицо, а евреи, потерявшие свою страну и рассеянные среди народов мира, никогда не изменяли своему решению оставаться евреями — и своей надежде вернуться к Сиону. И вот теперь мы вернулись — и на руководство Израиля это накладывает совершенно особую ответственность. Правительство Израиля во многом ничем не отличается от всякого другого ответственного правительства. Оно заботится о благосостоянии народа, о развитии государства и так далее; но к этому присоединяется еще одна величайшая ответственность — ответственность за будущее. Если мы опять потеряем независимость, то те из нас, кто останется в живых — а таких будет немного, — будут рассеяны снова. Но у нас уже нет того огромного резервуара религии, культуры и веры, какой был раньше. Мы многое из этого запаса утратили, когда шесть миллионов евреев погибли во время Катастрофы”.