Безусловно, работать диспетчером грузовой компании в тридцать один год совсем не то, чем я ожидала заниматься, когда выпустилась из Университета Вирджинии с отличием и надеждой заниматься значимой работой в какой-нибудь социально ответственной организации.
Но мои благородные порывы неожиданно столкнулись с реалиями выпускного 2009 года — самого ужасного в истории современной Америки для тех, кто только вышел на рынок труда. К тому же положение усугубляла степень по английской литературе, означавшая, что я красноречива, учтива — а значит, никому из работодателей не нужна.
Потребовались пять лет и тысяча безуспешных сопроводительных писем к откликам на вакансии — пять лет, в течение которых безработица перемежалась с подачей латте в «Старбаксе» — прежде чем я получила эту работенку. И я не собиралась бросать ее, пусть даже из-за вечных опозданий Уоррена Плотца мне бы еженедельно грозили приступы стенокардии.
На часах было 5:54, когда я подъехала к светофору на бульваре Статлер, полукругом опоясывающем восточную сторону Стонтона, старомодного городка с населением около двадцати пяти тысяч человек в долине Шенандоа в Вирджинии. В основном мне нравилось неторопливое течение жизни Стонтона, если это не касалось водителей, оставлявших перед собой промежуток длиной в шесть машин, что вынуждало меня петлять по дорожным полосам, обходя их.
По горькому опыту я знала, что от Статлера до дома миссис Фернклифф ровно шесть минут езды. Значит, если я стою на светофоре в 5:54, то успеваю. Но едва-едва.
Когда до светофора оставалось около сотни ярдов, загорелся желтый. Сколько я буду ждать, пока загорится зеленый, было, наверное, известно только богам, ведающим хронометражем Вселенной. Если я остановлюсь, то наверняка не успею вовремя. Миссис Фернклифф откажет нам, и потом долго придется искать новую няньку.
А это, я уже знала, дело пропащее. Бен был аспирантом с жалкой стипендией — выросший в Алабаме бедный чернокожий вряд ли мог рассчитывать на семейную поддержку, — поэтому какой-нибудь новомодный центр ухода за детьми, обещавший, что к трем годам ребенок овладеет квантовой физикой, нам был не по карману. Нам оставались только детские сады на дому, большинством которых, казалось, заправляли заядлые курильщики, рассеянные прабабушки или люди, не видевшие ничего страшного, если ребенок случайно вдохнет свинцовые опилки.
Я нажала на газ. Свет сменился на красный буквально за наносекунды, прежде чем я пересекла сплошную белую линию.
Да и черт с ним. Успела же. Я тяжело выдохнула.
В зеркале заднего вида я увидела мигающие синие огни полицейской машины Стонтона.
Штраф за нарушение правил дорожного движения — и через двадцать три минуты я в полном бешенстве въехала на короткую подъездную дорожку миссис Фернклифф. Схватив квитанцию с надеждой пробудить ей снисходительность Кайзера, я взбежала по ступенькам и схватилась за ручку входной двери.
Закрыто.
Странно. Обычно миссис Фернклифф оставляла дверь открытой. Ей не хотелось отвлекаться на посетителей и оставлять детей без присмотра.
Я нажала кнопку дверного звонка и стала ждать. Пятнадцать секунд. Тридцать секунд. Я снова нажала кнопку.
— Миссис Фернклифф, это Мелани Баррик, — громко сказала я, зная, что она дома и просто злится на меня. — Извините, я опоздала. Меня снова задержали на работе, и по дороге сюда я так торопилась, что меня остановила полиция. И… Я позвонила бы, но не смогла найти свой телефон.
Господи, как жалко звучали мои оправдания. Не могу сказать, что я худшая мать из всех — мои собственные родители, которые отдали меня на усыновление в девять лет, уже давно закрепили свои права на этот титул — но, похоже, я успешно стремилась к тому же.
— Простите меня, хорошо? — продолжила я. — Мне очень, очень жаль. Не могли бы вы открыть дверь?
Ответа по-прежнему не было. Может быть, она просто собирала вещи Алекса, чтобы бросить мне их в лицо вместе с ребенком.
И договором с выделенным условием приезжать до шести часов.
Выждав минуту на крыльце — интересно, обойдется ли мне это еще в один доллар? — я слегка разозлилась. Сколько она намерена отмалчиваться? Я постучала в дверь костяшками пальцев.
— Миссис Фернклифф, пожалуйста, — умоляла я. — Извините за опоздание. Правда, я сильно задержалась. Простите, я ужасная мать. Простите за все.
И по-прежнему никакого ответа.
Наконец из-за двери послышался строгий голос миссис Фернклифф:
— Уходите. Уходите, или я звоню в полицию.