Это была долгая ночь, и если до неё в самой глубине души Тарталья ещё хранил остатки обиды, то теперь он полностью восстановил своё самолюбие. Он был опьянён страстью Чжун Ли и своей собственной. Он лежал в его руках, уставший и довольный, и улыбался, когда Чжун Ли рассеянно поглаживал его по плечу или проводил ладонью по бедру. Он так и заснул, положив голову ему на грудь и чувствуя его всё ещё горячую ладонь у себя на пояснице.
Тарталья проснулся от того, что Чжун Ли принёс завтрак. “Старая закалка, — с удовлетворением подумал он, — галантен, как будто не драл меня как сидорову козу всю ночь”.
Он никуда не спешил, но у Чжун Ли были какие-то дела через несколько часов.
— Так я останусь у тебя, может? — спросил Тарталья. — У меня вообще ни на что нет сил, да и дел особо нет. Милеллиты, опять же, по углам шкерятся.
— Оставайся, — улыбнулся Чжун Ли.
Тарталья потянулся к нему и обнял за шею.
— Ты ведь вернёшься ко мне? — с ухмылкой спросил он.
Чжун Ли вместо ответа задумался, и Тарталье это не понравилось.
— Ты кое-что сказал в нашу прошлую встречу, — наконец прервал паузу Чжун Ли.
Тарталья отпустил его и слегка смутился, что случалось с ним редко.
— Да, об этом… — неохотно сказал он и вздохнул. — Я был очень зол. Извини. Но ты сам напросился.
— Ты был прав. Насчёт… — Чжун Ли запнулся и выговорил словно через силу: — насчёт дракона.
Тарталья снова вздохнул и прикрыл глаза.
— Аждаха. Ладно, прости. Мне не стоило. Я даже не был уверен, что попаду в цель.
— Я хочу быть честен с тобой, — продолжил Чжун Ли и поднял на него взгляд.
Тарталья весело улыбнулся.
— Это что-то новенькое.
Чжун Ли тоже заставил себя улыбнуться.
— Не во всём. Но кое в чём.
— А, так понятней, — согласился Тарталья.
Чжун Ли явно нелегко давался этот разговор, и Тарталья был заинтригован. Чжун Ли всегда был спокоен и уверен в себе, и если не хотел о чём-то говорить, то просто не делал этого, оставаясь таким же уверенным и спокойным. Но сейчас всё было иначе. Он будто хотел и не хотел этого разговора и с трудом подбирал слова.
— Ты сказал, что любишь меня, — наконец проговорил Чжун Ли.
Тарталья был потрясён.
— Я?! Я ничего такого не говорил!
— Не прямо, но ясно, — настаивал Чжун Ли.
— Что?! — Тарталья уже ничего не понимал. И всё же, всем своим здравомыслием отрицая такую сентиментальность, он ощутил, как его сердце заколотилось, будто он на самом деле чувствовал то, о чём говорил Чжун Ли, скрывая это сам от себя. И теперь Чжун Ли застал его врасплох. Тарталья был растерян и уже сам плохо понимал, что чувствует на самом деле. И ему потребовалось усилие, чтобы понять следующие слова Чжун Ли.
— Я не знаю, смогу ли стать для тебя тем, кого ты хочешь во мне видеть. Смогу ли оправдать твои ожидания.
Он замолчал, а Тарталья продолжал в изумлении и растерянности смотреть на него, пытаясь понять, что он имеет в виду.
И вдруг он понял.
— Аждаха, — негромко сказал он. — Ты любишь его.
Чжун Ли не смотрел на него, когда ответил:
— Я никогда не переставал. И не думаю, что смогу. Но я…
— Что? — подбодрил его Тарталья.
— Я неравнодушен к тебе, — закончил Чжун Ли.
Мгновение Тарталья не мог вымолвить ни слова, а потом расхохотался.
— Прости, извини, — забормотал он, всё ещё смеясь. — Ты такой архонт, Чжун Ли, как я мог сразу-то не догадаться. Неравнодушен он.
Чжун Ли поднял глаза и смотрел на него озадаченно.
Тарталья замахал руками, пытаясь унять смех.
— Я понял тебя, прости, это просто так смешно звучало.
— Я не хотел обидеть тебя, — всё ещё озадаченно сказал Чжун Ли.
Тарталья мотнул головой.
— Нет, ты не обидел.
А потом снова потянулся к нему, обнял за шею и поцеловал. Чжун Ли ответил ему мягко и нежно, и это было так же сладостно, как его властность.
— Я не прошу у тебя вечной любви, — сказал Тарталья, оторвавшись. — Я и не думал ни о чём таком. Да, наверное, я влюблён в тебя. Да и ты в меня, похоже. Но нам обоим нечего тут делить. Чжун Ли, я человек.
Чжун Ли посмотрел на него так, будто это стало для него откровением. Тарталья усмехнулся.
— Сколько лет прошло, как ты потерял Аждаху? Тысячелетия?
— Да, — тихо ответил Чжун Ли.
— Но ты надеешься, что он сможет вернуться.
Чжун Ли помолчал, прежде чем ответить на это. И Тарталье вдруг на мгновение стало грустно. Он не знал, оттого ли это, что ему жаль Чжун Ли, или оттого, что он правда успел полюбить его.
— Да, — наконец ответил Чжун Ли. — Я знаю, что это невозможно, он всё равно что мёртв, но… я не могу перестать надеяться.
Тарталья всё ещё улыбался. Он коротко коснулся губами губ Чжун Ли и легко отбросил свою грусть. Для неё не было причин.
— Он может никогда не вернуться — или вернуться ещё через тысячи лет, — сказал он. — Ты можешь дождаться его, а можешь нет. Чжун Ли, мои кости могут уже истлеть к тому времени. А, может, ты и вовсе надоешь мне раньше со своим занудством.
Чжун Ли наконец тоже слабо улыбнулся.
— Его нет здесь, — продолжил Тарталья, и голос его стал мягким, — но я есть. Просто будь со мной, если ты этого хочешь. Тебе не надо делить свою жизнь между любовью к нему и мной, а мне не надо делить тебя с ним. Чжун Ли, это так просто. Если бы ты был человеком, ты сразу бы понял это. Ты что, ни разу за все эти столетия не позволял себе влюбляться? А Ин Эр?
— О, она великолепна, — сразу же согласился Чжун Ли, и Тарталья с облегчением понял, что он возвращает свою обычную уверенность. — Она ценит изысканные ритуалы, а я знаю в них толк. Заниматься с ней любовью всё равно, что творить искусство, и наслаждение от встреч с ней…
— Всё, ладно, я понял, хватит её расхваливать! — прервал его Тарталья. — Она-то тоже здесь, и вот с ней я могу и отказаться тебя делить.
— Это может быть весьма прискорбно, — заметил Чжун Ли, и Тарталья дёрнул его за волосы, а потом без паузы жадно поцеловал.
— Спи с кем хочешь, — прошептал он ему в губы, — я всё равно буду лучшим.
Чжун Ли обнял его и прижал так же крепко, как прижимал ночью.
— Твоё хвастовство беспредельно, — чуть севшим голосом ответил он.
— Для него есть все основания, — отпарировал Тарталья и не дал ему продолжить этот диалог, снова поцеловав.
Оказалось, не такие уж и важные дела были у Чжун Ли в этот день. Он остался, и Тарталья ласкал его, и пил вино из его губ, и лежал на скомканных простынях, подставляя своё тело его рукам. Золотые фонари зажигались за ставнями, и Чжун Ли распахивал окно, позволяя ночи войти, а солёному морскому ветру охладить его кожу, и Тарталья обнимал его, прижимаясь всем телом, своей голой коже к его, своими губами к его, и они стояли у окна, обнажённые, не видимые никому, кроме волн океана, и вечность текла через них, как вода.