жену. Довольствуется благами, строит себе «хату» с пуленепробиваемыми стеклами в Крылатском…
Думал я думал, как можно назвать такого человека=правителя и выходит, что слова такого уже нет. Надо что=то другое. Впрочем, ничего придумывать не надо. Все уже и так само собой определилось: процесс пошел. Президентофобии. В народе полное разочарование президентом. И вообще институтом президентства. Я каждый день, на каждом шагу слышу столько проклятий в его адрес, что мне по — человечески жаль Бориса Николаевича. От этих проклятий нормального человека уже скрутили бы судороги. Ан — нет!.. Ходит человек по земле как ни в чем не бывало. И от его этой самоуверенности, непрошибаемости, скорее, у народа судороги начнутся. Пока, правда, люди спасаются. Кто как. Я, например, перечитываю письмо от хозяйки из того городка, где я часто бывал в командировках. Она пишет: «На неделе была в бане (женская у нас по средам), известный тебе Гиви Осташвили сменил табличку на двери кабинета. Теперь на ней написано: «Учредитель СП «Мойдодырки» Осташвили и К". СССР».
«Кубанские новости», 19.10.1993 г.
ДАВАЙТЕ ЛУЧШЕ ПРО ЛЮБОВЬ
Жить стало не только тяжело, но и забавно. Как в том осажденном городе в Древней Греции. Жители которого от длительной осады сначала плакали, потом пели псалмы, а потом начали смеяться на почве помешательства. Дошли до «кондиции». Так и мы. Нас уже «достали» этой политикой. Мы уже дошли до кондиции. То перестройкой мугузили, потом реформами. Теперь уже двоится у всех от двоевластия. А у меня так даже троится: мне кажется, кроме президента и парламента есть еще третья власть — народ. Полный «триумвират» — лебедь, рак и щука. И все про политику. Куда ни пойдешь, куда ни сунешься. Да с употреблением выражений из области мат(ериализм)а. И уже, чувствуется, у людей не хватает «ассортимента» крепких слов, чтоб выразить свою «любовь» к нашим правителям. Недавно возле нашего дома трое испитых сявок ну прямо‑таки разошлись во взглядах на политику: она, мокроногая и грязная, кричит на
него: «Твой Ельцин мудак!» Он ей: «А твой Хасбулатов знаешь кто?» — «Кто?» — «Не скажу». — «Нет, скажи!». «Не скажу». — «Нет, скажи!» — «Он — чеченец!» — «Много ты понимаешь!..»
— И еще скипетр, — блеснул третий иностранным словцом.
Даже у них, у бомжей, не жизнь пошла, а сплошная политика. А я, чтобы не жечь нервные клетки, придумал себе спасительную формулу: «Давайте лучше про любовь». Как только пошло «под уклон» про политику, — я свою формулу. И выручает. Эта формула пришлась по душе даже моему внуку Женьке: как только мы, взрослые, заспорим про политику — он нам: «Давайте лучше про любовь». Мы смеемся и меняем тему. Говорим про погоду, огороды, про колорадского жука, про цены на рынке…
— Цены с ума посходили! — говорит возмущенно сват, — И кто придумывает?
Внук грозит ему пальчиком: «Деда!..»
— Не буду, не буду…
И я не буду про политику. Тем более про цены. Про них, как про наших правителей, не хватает уже «ассортимента» крепких слов. Ну их! Я лучше на какую‑нибудь отвлеченную тему.
В нашем подъезде прорвало трубу. Стояк называется. Это значит всем трубам труба. То есть, главная. От которой идут уже менее главные, от которых еще менее главные и от которых уже отводы на кухню, в смывной бачок, к раковине и т. д. Соски — так называл их газосварщик Генрих Августович, который спасал нас от двухнедельного безводия. Оригинальный такой человек. Коренастый, упитанный и губошлепый. Он с оглушительного субботнего похмелья. Они приехали на машине АС (не атомная — аварийная станция) почему‑то в воскресенье. Двух недель до этого им не хватило, чтоб собраться с мыслями и силами укротить наш разбушевавшийся стояк. На первый взгляд это го‑то стояка — труба метров пятнадцать. Дылда! Но важнейшая. Всем трубам труба.
Генрих Августович не один, с ним шофер — сантехник. Молодой, симпатичный на вид человек. При такой вот двойной должности — шофер — сантехник.
Мы их встретили у подъезда. Помогли затащить на этаж газосварочные шланги, принесли ведро воды для «самовара» с карбидом. А перед этим по команде с РЭУ освободили стояк, который всем трубам труба. То есть, ободрали