Настя Ковалевская — миловидная такая чернявенькая девочка тотчас включается нянчить малышку в коляске (видно соскучилась). Витю «мама» усаживает за уроки, поскольку он немножко отстает по арифметике.
Я сижу недалеко от «магазина», слежу за общей игрой и краем глаза наблюдаю за тем, как «папа» делает покупки. Мне показалось, что он забыл взять кулечек с сахаром. Непроизвольно включаюсь в игру: «Сахар не забыл взять?» Он с видимым удовольствием отзывается: достает из корзиночки, показывает пакет, мол, не забыл. При этом признательно так улыбается.
«Мама», оторвавшись от занятий с сыном, как это и бывает с мамами — они все хотят успеть — подключается помогать Насте, и они вдвоем перепеленали малышку и принялись стирать пеленки…
«Папа», выложив покупки на стол, отправился помогать «дедушке», своему «папе», чинить машину…
И вот всех зовут к столу — самовар вскипел. Рассаживаются за столом, и, как водится, начинается непринужденная беседа. В дверь звонят: пришел приглашенный «папой» «продавец» Коля. «Папа» любезно встречает его, приглашает к столу.
После чая, естественно, каждый занялся своим делом: Настя стала вывешивать пеленки, Витя продолжил занятия арифметикой под руководством «мамы»; «продавец» пошел домой, «бабушка» с Надей стали убирать со стола, им помогала Люда; «дедушка» с «папой» сели играть в домино…
Кому не знакома эта извечная, каждодневная, вернее, ежевечерняя семейная «канитель»? Привычная и приятная, в чем‑то рутинная, может даже надоевшая. От которой иной раз мы стремимся «отдохнуть» — уходим куда-нибудь из дома: к соседям, друзьям, в кино или просто побродить по улице или посидеть на скамейке в сквере. Настолько незначительными и обыденными нам кажутся вечера в кругу семьи, что мы как бы не замечаем и не ценим всего этого, как не замечаем воздух, которым дышим, без которого невозможно прожить и пяти минут. А деткам здесь, в сиротском доме, — это нектар на душу. Надо видеть, с каким упоением они играют свои роли и как это у них красиво получается.
Конечно, играют они по написанному сценарию. Кстати, сценарий этой игры и на многие другие темы разработан коллективом преподавателей Детского дома. Конечно же они не раз и не два репетировали эту игру, но я вижу, как они импровизируют по ходу событий. Как согласованно у них получается. Каждый ведет свою роль, но чутко реагирует на игру партнера: «дедушка», который играет с «папой» в домино, замечает Насте, которая постирала и вывешивает сушиться пеленки: «Смотри, на пол капает! Подставь тазик…». Все правильно — дедушка всех старше, всех мудрее, всех ворчливее, он все подмечает, всех поучает. «Папа>' тоже подсознательно готовится быть когда‑нибудь дедушкой: он поглядывает, чем занимаются его дети. Делает замечание дочери, которая зачем‑то обратилась к «маме»: «А волшебное слово?!» И та поправляется: «Пожалуйста, мама».
Я привез на гостинец детям конфет. Директор Дома Татьяна Владимировна Ярцева, увидев столько конфет, воскликнула: «Это по две штуки каждому достанется!..»
Татьяна Владимировна подала играющим в чаепитие немного конфет в вазочке. Дети не стали их есть тут же, взяли с собой. Этак трогательно — бережно зажали в руч
ках, как некую драгоценность. Шепчу соседке — нянечке: «Почему не кушают конфеты?» — «Потому что понесут в группу, чтоб поделиться с другими детками».
В другой комнате шли музыкально — танцевальные занятия. Простенькие: отработка чувства ритма, разучивание слов песенки, хлопание в такт ладошками… Но какое напряжение, какое желание!..
Меня привели к мальчику по имени Максим Шапошников. Он «выпускник» этого года — ему исполнилось восемь. Он сидит на стульчике посредине большой комнаты в ожидании приема педагога — дефектолога: перед выпуском детей проверяют. На коленочках у него книжка — сказки Пушкина. Он почитал мне про царя Салтана, потом наизусть «У лукоморья дуб зеленый»…
Глаза у него словно угольки и распахнутые, когда он смотрит на меня. И не пойму — то ли настороженно, то ли выжидательно. Я смотрю на него и думаю о том, что ребят, бывает, берут отсюда в семьи. Дети знают об этом и ждуг своего счастья. Может и он думает, что я заберу его. Оттого ему и страшновато, и хочется… С ним здесь младший братишка. У них год разница. Их, естественно, разлучат. На год. А может…
Я смотрю в его наивное, чистое личико, на маленькие ручки, на то, как он стеснительно и выжидательно держится и думаю о том, о чем мне только что поведала Татьяна Владимировна. По — моему, это самое страшное в судьбе детей — сирот — их неизвестная судьба после «выпуска» из Детского дома. Связи с ребятами в большинстве случаев утрачиваются. И часто, и густо судьба их, мягко говоря, далеко не светлая. А главное — дети утрачивают чувство дома. Чувство своего главного жизненного фундамента, свои истоки, не чувствуют корневой системы. Как бы там ни было — а Детский дом, где они прожили самые трудные пять лет — это все‑таки дом, стартовая площадка. Человеку необходимо всю жизнь помнить об этом доме. Который заменил им родительский. Человек должен иметь возможность посетить этот дом, приложиться, припасть душой к животворящему роднику. Почувствовать жизненные корни. Без «корневой системы» человек всю жизнь чувствует себя неуверенно. Без родителей, да еще без чувства родного дома, человека носит по волнам судьбы как щепку. Здесь они живут в более — менее благоприятных условиях, а потом… А потом на них обрушивается большая и жестокая жизнь.