Выбрать главу

«Тем значительнее, — пишет Д. Благой, — пушкинский образ Пугачева, в котором вместо исчадия ада перед читателем предстало яркое воплощение многих замечательных черт русского народа, его национального характера».

Сам Пушкин пишет о Пугачеве в «Истории Пугачевского бунта» — публицистическом произведении, названном так по требованию самого Николая Первого, написанном и опубликованном раньше «Капитанской дочки»: «Весь черный народ был за Пугачева… Одно дворянство было открытым образом на стороне правительства…».

А. В. Луначарский писал: «Как ни в одном другом произведении Пушкина, особенно видное место в «Капитанской дочке» отведено народу».

Нет нужны продолжать цитировать всемирно известных деятелей литературы и культуры, которые сделали карьеру на исследованиях жизни и творчества Пушкина, в том числе «Капитанской дочки», единодушно признававших историческую роль крестьянского восстания под предводительством Пугачева. Как нет надобности доказывать и то, как широко и безудержно эксплуатировали образ великого бунтаря и народного заступника отечественные и экспортированные революционеры и классики освободительных идей. Когда «богоизбранные» добивались равноправия. Теперь же, когда они почти у власти, когда они уже сами господа и дворяне кремлевско — ельцинского образца, они ринулись выкорчевывать из сознания народа бунтарский дух, противление злу насилием. Проще говоря, они решили, что наступил час, когда надо надеть на русский народ смирительную рубашку. Вот и раскудахталась «госпожа» Новодворская о бандитах, проливавших кровь русского народа. Экая озабоченность о русском народе!

При этом, опустив тот факт, что Пушкин ставит знак равенства между Пугачевым и народом — объявив его бандитом, она вживляет в подсознание наивного обывателя

ядовито — разлагающую идейку — Пугачев есть ничто иное, как концентрированный образ самого русского народа. Вот ведь куда тянут господа стратеги из преисподней.

Наши напрочь демократические «Краснодарские известия» эхом отозвались на установку мирового центра, озвученную «госпожой» Новодворской. В качестве полигона для реализации этой установки они избрали наш драмтеатр, где полным ходом в то время шла подготовка к премьере спектакля «Капитанская дочка». В качестве анонса «КИ» опубликовали небольшую заметку «Россия под топором». Так им видится трактовка пугачевского бунта в новом спектакле. Вот и крутанули вроде рекламного ролика очередную политическую страшилку. Сыграли на опережение событий. Как говорится, курочка еще в гнезде…

По замыслу творцов этой страшилки, у которых чувствуется, повышена концентрация желчи в организме, заметка должна была на местном уровне отвратить зрителя от помыслов о бунте против существующего режима. При этом авторы заметки, ссылаясь на постановщика Рудольфа Кушнарева, уверяют нас, что «основа пушкинской идеи, отраженной в «Капитанской дочке», это вопрос соотношения исторических обстоятельств и человечности».

Демпресформаторы узрели на горизонте «бунт бессмысленный и беспощадный», а потому заговорили о человечности. А позвольте спросить у вас, как можно сохранять человечность, когда разрушили государство, расстреляли Верховный Совет, наплевали на волю народа, проявленную им референдумом от 17 марта? Когда учинили настоящий геноцид русского народа, сделали людей нищими, когда распродаются за бесценок природные ресурсы страны, происходит на глазах изумленного народа финансовое закабаление России; по телевидению идет вал бездуховности, безнравственности, насилия и жестокости, наркопсихологическая интервенция против молодежи…

Туг человечностью и не пахнет. К счастью, дух преподнесенного «КИ» анонса не оправдался: коллектив театра и постановщик пьесы оказались в основном выше «демократических» установок. Спектакль получился неплохой (победил пушкинский завораживающий язык), весьма близкий к фактуре и духу романа. Правда, акценты были несколько смещены. Если, например, у Пушкина тема праведного гнева народного и тема возмущения дворянства как‑то уравновешены, то в спектакле симпатии почти полностью на стороне правящего класса. А Пугачев — это всего — навсего разбойник. С приступами вели