Выбрать главу

Меня эти Ваши оскорбления лишний раз убеждают, что Вы деградируете и как человек, и как писатель. Кстати, Вы это и сами отлично понимаете, а потому так неистовствуете. Зря. Нобелевскую премию Вы все равно не получите. Не получите хотя бы потому, что Вы, всемирно известный писатель, все еще пишите «энту», вместо «эту» и «мараль» вместо «мораль». А если и получите, то это не добавит авторитета премии.

Виктор Петрович! Я сужу не от имени народа, а от себя лично. За народ, как Вы пишите, — да. Оскорбленный Вами народ. И делаю это потому, что я частичка этого народа, как бы Вам ни хотелось отлучить меня от него и загнать в «стадо». И ни мычать, ни молчать не могу. Обращаюсь вот к Вам с простым вразумительным словом — перестаньте хаять свой народ. Это Вас не украсит ни ныне, ни присно. Вспомните наказ нашего гениального предка: нобелевским лауреатом можешь ты не быть, а гражданином быть обязан. (Я его немножко переиначил).

Да, Вы можете не читая бросать мои письма в корзину. Но Вы этого не сделаете, потому что в душе Вашей сидит и точит Вас червь сомнений. Это видно хотя бы по тому, что начало Вашего письма вполне приличное, а потом Вы пошли, как говорится, вразнос.

Вы талантливый, сильный человек. Таким Вас выродила русская земля. Очевидно для того, чтобы Вы воспели и возвеличили ее. И если Вы не преодолеете в себе пустого тщеславия, то вряд ли земля эта примет Вас так же искренне и доброжелательно, как родила.

Не обессудьте меня. Не гневитесь сердцем. Уймите свою гордыню, не дайте ей поссорить Вас со временем.

Да благословит Вас Бог.

Счастья и здоровья Вам.

Виктор Ротов, г. Краснодар, 01.06.1992 г.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

(О клеветниках, Астафьеве, Солженицыне и других)

Недавний юбилей Великой Победы ознаменовался открытием памятника нашему национальному герою — маршалу Г. К. Жукову. С большим опозданием, но все‑таки отдали просроченный долг совести одному из спасителей Отечества. Сказали в этой связи немало прочувствованных и добрых слов. Тем более безнравственно и отвра

тительно выглядят на этом фоне новые потуги опорочить нашего великого полководца.

Прозаик Виктор Астафьев, например, в интервью «ЛГ» (08.02.95 г.) излагает обвинительное заключение: «Как солдат, я дважды был под командованием Жукова. Когда Конев нас вел, медленней продвигались, но становилась нормальней еда, обутки, одежда, награждения какие‑то, человеческое маленько существование. А Жуков сменит Конева и в грязь, в непогоду, необутые в наступление, вперед, вперед. Ни с чем не считался. Достойный выкормыш вождя. Так он начинал на Халхин — Голе, где не готовились к наступлению, а он погнал войска, и масса людей погибла. С этого начинал, этим и кончил. Будучи командующим Уральским военным округом, погнал армию на место атомного взрыва в Тоцких лагерях».

Астафьев высказался в канун 50–летия Победы, а прошел юбилей — подал голос Солженицын. Осчастливил новомирских читателей очерком «На краях». В 23 страницы исчерпал всю жизнь Г. К. Жукова. Без остатка. Все тот же инвентарь, б/у: «Послали на боевое крещение на Халхин — Гол. И — вполне успешно, проявил неуклонность командования, «любой ценой»! Кинул танковую дивизию, не медля ждать артиллерию и пехоту, — в лоб, две трети ее сгорело, но удалось японцам нажарить! И сам товарищ Сталин тебя заметил… А самому — выговорить нельзя; начальником Генерального штаба! (И всего лишь — за Халхин — Гол). Что до испытаний на Тоцком полигоне: «Вместе с Хрущевым дружески летали в Тоцкие лагеря на Урал, проводили опыт на выживаемость наших войск, 40000 в поле, сразу после атомного взрыва».

И конечно, лыко в строку маршалу Жукову — не так-де взял Берлин. Астафьев: «Сдуру влезли в город, ввязались в уличные бои. Потому и не сохранили жизнь сотням тысяч русских ребят. Но Сталину и Жукову надо было, чтоб Берлин пал — на весь мир какое впечатление произведет эта политическая акция». Солженицын: «Перенял от Сталина и тоже хотел теперь — непременно к празднику, к 1 Мая. Не вышло. И не оставалось Жукову иначе, как опять атаковать в лоб, и не считаясь с жертвами. Заплатили мы за Берлинскую операцию, будем говорить, тремястами тысяч павших (полмиллиона‑то легло!)».