«Перегибы» и «недогибы» Ежова, озвученные Сталиным на синьорен — конвенте, дали в руки Берии конец нити, который позволил ему размотать весь ежово — ягодовский клубок. В точности по замыслу Сталина.
Вот официальное сообщение из документа, опубликованного в сентябре 1990 года: «…жизни более двадцати тысяч чекистов пали в годы сталинских репрессий». («Правда», 2 сентября 1988 г. и 20 сентября 1990 г. «В Комитете государственной безопасности СССР»).
«О Берии заговорили, что он, мол, восстанавливает справедливость, вскрыл злоупотребления, тайно творившиеся за спиной товарища Сталина. Слово «ежовщина» сделалось синонимом жестокости. А если аресты и продолжались, то теперь уж, безусловно, только оправданные и необходимые».
Пересмотром нескольких десятков дел, таких, как ложно обвиненного физика А. Вайсберга и нескольких работников Московского горкома партии да наказанием омского прокурора и его заместителя за карательный произвол, с подачи средств массовой информации было напущено туману о том, что возмездие за казни настигло чуть ли не всех, кто этим грешил, и впредь, мол, настигнет каждого, кто позволит себе… Народ, естественно, ликовал и возносил до небес гений вождя и его железного наркома Берию.
Так начал обеливать себя перед потомками Иосиф Виссарионович Сталин. Но это было только начало.
Глава 2
Очевидцы тех событий, даже ближайшие, трезвомыслящие соратники Сталина, свидетельствуют, что в обществе царил такой подъем, такой энтузиазм, что даже они, и, казалось, сам Сталин верили, что сотворили праведный суд. Борьба с троцкизмом и врагами народа закончилась полной победой Сталина и сталинистов и теперь в стране должны воцариться мир и согласие. Простые люди искренне верили в это. А вот соратники Сталина — не совсем. Потому что, с одной стороны, им действительно очень хотелось, чтоб гильотину репрессий отправили на слом. Ибо она висела над каждым из них. С другой стороны, они понимали, что ответственность перед потомками понесут вместе со Сталиным. Перед всеми ними стояло неотвратимое будущее, которое предъявит свой счет. А еще неизвестно, что лучше — оставить будущему как можно меньше свидетелей беззаконий, продолжая репрессии, или…
В общем, ситуация складывалась тревожная, почти тупиковая. Они отлично понимали, что отмыться от той крови, которую они дружно проливали массовыми казнями, будет не так просто. Но они понимали и другое — Сталин что‑нибудь придумает. И были близки к истине. По вышеупомянутой версии, в его «гениальной» голове все явственнее обозначались контуры грандиозного плана сокрытия совершенных злодеяний. А именно — надо было учинить такую бойню мирового масштаба, которая затмила бы все внутренние «разборки». По сравнению с которой борьба с троцкизмом и врагами народа, а на деле борьба со своим непокорным народом, выглядела бы легкой разминкой под флагом борьбы за советскую власть. Тут очень кстати в Европе нарисовался фюрер. Если спустить пса с цепи, то он перегрызет горло всей Европе и до икоты может напугать советского обывателя. И он забудет не только нанесенные внутренние обиды и кровопролитные политические ошибки, а до конца дней своих будет молить Бога о здравии Отца всех народов за мудрое руководство в борьбе с гитлеровской густопсовой командой. Надо только впустить эту команду в пределы, чтобы она «похозяйничала» на советской земле месяц — другой, пожгла города и села, побила людишек. Чтоб они отведали настоящих массовых
ужасов. Тогда им и на ум не придет вспоминать внутреннюю костоломную разминку. Надо запустить волка в «овчарню» на некоторое время. Пусть порезвится. После него Сам покажется народу ангелом — хранителем. Отцом родным.
Заодно в костер войны можно будет бросить остатки недобитых троцкистов. Настоящих и мнимых.
Теперь мы знаем — так и получилось.
Вот почему, считают наиболее дотошные аналитики, он «вырубил» перед войной почти весь командный состав Красной Армии. Вот почему как бы ненароком были оголены западные границы, отведены в глубь страны более-менее оснащенные, укомплектованные личным составом воинские части. Вот почему при его‑то болезненной подозрительности он упорно не верил донесениям о готовящемся нападении Германии. Начиная от показаний перебежчиков до разведывательных данных группы Шульца-Бойзена и Харнака. И даже Рихарда Зорге, действовавшего в Японии по заданию самой тайной в СССР политической разведки ведомства тишайшего А. А. Андреева. Вот почему, мне кажется, он в первые дни войны не предпринимал активных действий по отражению нападения, симулируя подавленность и прострацию; а на самом деле своим бездействием давая возможность полчищам фашистов продвинуться подальше в глубь страны.