— Почему? — растерялась Нина.
— Потому что надо было в Краснодаре разрешить им купить бутылку.
— Вот это да, Нинка! — сказала Тоня, машинально принимая от Жени деньги. — Ив самом деле, мы не разрешили им бутылку взять… А вы откуда про нас все знаете?
— Это он, — Женя небрежно качнул головой в мою сторону.
— А он откуда знает? — Нина стала так, чтоб хорошенько рассматривать нас. — А ну‑ка, говорите, куда наших мужей подевали!..
Дело принимало неожиданно серьезный оборот.
— А? Старик? — повернулся ко мне Женя. — Куда мы дели их мужей?
Я сидел, как истукан. Шевелиться не мог, потому что обгорел, по его словам. Надо подыгрывать. Я уже начинал злиться на Женю: он придумывает, а мне отдувайся.
— А? — повторил он, видимо, и сам уже не рад такому обороту дела. — Куда ты дел ребят?
Я молчал.
— Он, девочки, обожженный. На солнце обгорел. Скорей несите пиво, иначе вы будете виноваты.
Девушки переглянулись, посмотрели на нас, как на ненормальных, и пошли дальше. Женя успел поймать Тоню за руку и сунуть ей еще трояк.
— Нам пива, себе конфет…
Теперь я мог заговорить.
— Ты, Женя, молодой, интересный, преуспевающий ухажер! Зачем тебе понадобились эти девочки?
— Они мне не нужны. Но разве ты не хочешь пива?
— Хочу.
— Сейчас будет пиво.
— Я бы мог сходить и купить.
— Это мне надо подниматься, чтоб тебя выпустить. А мне пошевелиться больно. Во — вторых, надо беречь силы, нам через горы идти.
— Но откуда ты знаешь, как их зовут?
— Старик, у меня стопроцентный слух.
Все просто.
Ну а мужиков каких‑то, отставших в Холмской от поезда, мы действительно видели. Только я уже забыл об этом, а он помнил и обыграл так ловко.
Нина и Тоня принесли пива, пытались угостить нас конфетами, которые они купили себе на Женины деньги, мы отказались, они отдали ему сдачи: два пятака. Женя взял и сказал: «Чтоб нам еще встретиться».
— Нет, правда, — обращаясь почему‑то ко мне, спросила Нина: — вы видели, как они отстали?
— Видел.
Девушки уставились друг на дружку.
— А мы, дуры, сидим, ждем их, думаем, они в буфете в очереди стоят…
И они пошли на свои места. Мы молча, с жадностью попили пива.
— Поспим, — сказал Женя и ссунулся в кресле.
Спать мне не хотелось, и я стал смотреть в окно. Желтые поля, бегущие столбы линии передач, белесое небо над перегретой землей.
Духота в вагоне достигла, кажется, предела. Из открытых фрамуг долетали тощие струи свежего воздуха и тут же растворялись.
Скорей бы выйти из вагона на простор. Я закрыл глаза и представил себе, как мы с Женей идем по лесной дороге. Лес дышит прохладой, воздух пахнет листвой и родниковой водой.
— Да, старик, — разомкнул пересохшие губы Женя, — родниковой бы водички сейчас. И в холодочке под деревом посидеть. Как ты думаешь, под каким деревом мы лучше посидели бы?..
— «Несмотря на отчаянное сопротивление человека, окружающая среда продолжает нас окружать», — пробормотал я фразу, пришедшую на ум.
Женя открыл глаза.
— Где ты вычитал такое?
— Не помню.
— Кстати, старик, об окружающей среде. Мы идем в лес, в горы, а что мы знаем про лес?
Я кое‑что знал. Я окончил лесотехничесю й техникум и долгое время работал в лесной промышленности, потом в лесном хозяйстве. Сначала рубил лес, потом восстанавливал его.
Когда я был совсем маленький, отец работал на каменоломнях. Жалованья его не хватало на семью, и мать подрабатывала тем, что носила из леса кизил, терен, груши, кислицы, грибы, дрова. А то и просто нажнет мешок травы на прогалинах, продаст и купит нам чего‑нибудь. А после войны мы держали в лесу за перевалом огород и тем перебивались. Плюс дары леса, конечно. Если б не огород и не дары леса, не знаю, как бы мы выжили. Так что лес для меня и кормилец, и спаситель. И надо же —
такая неблагодарность в ответ: стал дипломированным специалистом по лесозаготовкам. Потом, правда, перешел в систему лесного хозяйства. А там у меня были уже другие функции.
— Я кое‑что знаю, — сказал я, понимая, куда клонит Женя. — В лесу сейчас хорошо.
— Глубокая мысль. Еще.
— В лесу много кислорода. И прохладно.
— Отличная мысль! Ты знаешь природу, старик.
— Одному человеку требуется в год от 300 до 500 кэгэ кислорода.
Женя вскинул брови.
— Я тебя понял, старик. Народ будет бережно относиться к лесу.
— Тем более, что в нашей с тобой автономии уникальные леса. Реликтовые. Почти такие же росли сто тридцать миллионов лет назад. Представляешь? Это же третичный период!..