За песнями, шутками, остротами, розыгрышами незаметно въезжаем на донскую землю. Резко меняется пейзаж за окнами автобуса: сочный компактный кубанский сменяется скуповатым, но раздольным донским. Сама собой возникла снова песня «По Дону гуляет». Пели все. Мощно и вдохновенно. Даже Виктор Иванович Лихоносов. И даже Анатолий Дмитриевич Знаменский.
По мере углубления в донские степи, особенно когда проехали мост через Дон, зелени поприбавилось: лесополосы, куртины кустарников тут и там в широких перекатах степей, краснеющих кое — где «рубцами» песчаных балок. А потом распахнулась такая захватывающая дух ширь, что глаз не оторвать. Неописуемое разнообразие красок! И над всем этим ветерок, неустанно «причесывающий» ковыли. Обозревая всю эту прелесть, я, кажется, начинаю понимать, откуда Шолохов черпал краски для изображения родной земли. Красоту, широту и наполненность жизнью…
Выехали из Краснодара мы в семь утра. Приехали в Вешенскую в семь вечера. Двенадцать часов в пути! Устали, конечно. Но сразу в администрацию. А там уже и не ждут нас. В районном доме культуры уже идет торжественный вечер, во всем праздничная атмосфера. Нас быстренько разместили в здании недостроенного санатория. Вокруг сосновый лес. Тот самый сосновый лес, который вырастили хлопотами Шолохова с целью задержания зыбучих песков, наступавших на Вешенскую.
В этом сосновом лесочке, позабыв об официальных торжествах, мы и бродили остаток дня до поздней темноты. Над нами тихое звездное небо, а внизу за лесом и заросшим мочагом — Тихий Дон. И нам казалось, что где-то в космическом межзвездье и рядом с нами в тихих сумерках, в дыхании ветерка — витает беспокойный и добрый дух Шолохова. Это он — великий жизнелюб — собрал нас, сгуртовал.
Следующий день — собственно день рождения Михаила Александровича — был сплошным многоцветным калейдоскопом событий.
Кто‑то еще в дороге предположил, что народу будет немного. Ошибся: Вешенскую буквально затопило людом. Особенно центр и набережную, где недавно установлена
скульптурная композиция «Григорий и Аксинья». Чуть ли не на каждом шагу, углу, перекрестке — поют фольклорные и самодеятельные коллективы. Разодетые казачки и казаки. Музыка, песни, пляски, озорные частушки. И улыбки, улыбки, улыбки. На центральной площади возле собора, на импровизированной сцене, украшенной цифрой «90» и «задником», сплетенным из натурального ковыля, выступают нескончаемой чередой ансамбли из разных сел и городов. А там, где должны стоять зрители, накрыты гостевые столы, подходи «заморить червячка», если не успел позавтракать дома.
А гостей видимо — невидимо. Из близких и дальних сел и городов. Из Москвы знаменитости. Продвигаемся к набережной. И тут… Глаза разбежались! Вижу Петра Петровича Глебова — сыгравшего роль Григория Мелехова в кинокартине «Тихий Дон», Людмилу Хитяеву… А вот любимец мой — Юрий Назаров. Симпатичный, милый человек. Какой в фильмах, такой и в жизни. Улыбается, как будто мы с ним сто лет знакомы. Щелкают фотоаппараты, молча поводят круглыми глазами в черных ободках кинокамеры. Лепятся группы, распадаются и снова лепятся. Я втягиваюсь то в одну, то в другую. И вдруг оказываюсь рядом с Юрием Назаровым. Приобнимаю его за талию. А он меня за плечи. Чувствую его тепло…
Смех, шутки, рукопожатия, знакомства на ходу. Какой‑то экстаз общения. Не верится — вот он, рядом, Михаил Алексеев, Феликс Чуев, Петелин, Ганичев… И поворачиваюсь — а рядом Петр Петрович Глебов, чуть впереди Людмила Хитяева. В руках у меня «Кубанские новости». Говорю:
— Петр Петрович, на память. Автограф, — и подставляю ему на ладонь номер газеты, который мы привезли с собой. С материалами о Шолохове.
— О — о! Знаем, знаем!.. — расписываясь, говорит Петр Петрович. — Правда, Люда?
Хитяева кивает и тоже ставит автограф.
А я невольно повожу глазами — где же «Аксинья» — Быстрицкая? Она должна быть здесь, рядом с Глебовым. Я еще не знал, что она не приехала.
Между тем народ потоками спускается к набережной. И мы направляемся туда. Там, на воде, устроена большая импровизированная сцена, на которой, видно, будут происходить главные представления праздника. К дебаркадеру пришвартовано несколько катеров, на которых будут катать гостей по Дону. Небольшая пристань, небольшой речной вокзальчик, служебные надстройки, автобусы, машины с телерадиоаппаратурой и над всем этим арочная опора, огромные колокола, кажется, из папье — маше, символические инструменты благовеста. Но царит над всем этим расцвеченным великолепием — скульптурная композиция «Григорий и Аксинья». Известная всему миру картинка — босой Григорий на коне как бы наезжает на Аксинью, несущую ведра на коромысле. Он лихой и озорной, она слегка испугана — мол, не озоруй, казаче. Возле скульптуры на помосте кучкуется знаменитый народ: артисты, скульпторы, художники, писатели. Гремят речи. Петр Петрович, чуть отступив и откинувшись, любуется скульптурой. Счастлив. В своей речи он скажет: «Никому не отдам эту роль… Лучше меня, уверен, ее никто никогда не сыграет…» Эти его слова встречают шквалом аплодисментов. Видно, все согласны.