Отец некоторое время смотрел на меня снисходительно — насмешливо. Потрепал по голове, наклонился и поцеловал в лоб. Меня бросило в жар — такой нежности от него я еще не знавал. Он оглянулся на дом. На спуске тропинки от дома стояли мама и сестренка. Он коротко махнул им рукой. Мне сказал:
— А подрастешь — поступай в комсомол…
И пошел, сунув руки в карманы. (Такая у него привычка). Высокий, стройный и… какой‑то уставший. А до меня медленно, как сквозь вату, доходило — он со мной прощался на всякий случай!..
Вечером он пришел с работы немного раньше обычного. И явно навеселе. Не раздеваясь, взял на руки братиш-
из
ку, потискал его, меня потрепал по голове. Живо разделся, сел к столу и долго с аппетитом ел. Мы смотрели на него всей семьей и чего‑то ждали. Но ничего не дождались. Просто в этот вечер мы легли раньше спать.
Мне почему‑то не спалось, хотя предыдущую ночь мы почти не спали. Я слышал, как папа что‑то рассказывал маме вполголоса. Улавливал отдельные слова: «Вице — адмирал», «командир отряда», что‑то про комсомол и «завтра еще одну…», «Да ничего страшного. Мое дело застропить…», «минеры…»
В эту ночь, с 13–го на 14–е, не было воздушной тревоги. Будто немец утомился нас испытывать. Мы все хорошо выспались. Утром я снова провожал отца. У него было хорошее настроение, и он сказал мне приятные, но какие-то непонятные слова: «Ты везучий…»
Хоть и несчастливое число 13, но в тот день все у них обошлось: мину удачно застропили, подняли, отбуксировали на Суджукскую косу и там разрядили. Богачек с Лишневским. А вот 14–го!..
Именно 14–го я поспешал с портфельчиком из школы домой; прятался под чьим‑то забором. А рванула не бомба, а мина. И не стало двух замечательных офицеров Черноморского флота — С. И. Богачека и Б. Т. Лишневского.
Эхо взрыва этой мины докатилось до Москвы, откуда внимательно следили за всем, что происходит в стране И. В. Сталин и его команда, как теперь говорят. В «Правде» появилась большая подвальная статья о подвиге флагманов Черноморского флота С. И. Богачека и Б. Т. Лишневского. Упомянули капитан — лейтенанта Малова и водолаза Новороссийского ЭПРОНа Ротова Семена Петровича. Беспартийного.
Прочитав слово «беспартийный», отец усмехнулся легонько, взглянул на меня:
— Вишь — беспартийный! Вроде упрека…
Мама недоуменно взглянула на него. А мы поняли друг друга с отцом. И это меня приподняло в собственных глазах.
Город медленно и трудно поднимался из руин. А Цемесская бухта, заваленная обломками разбитых и зато
нувших кораблей, нашпигованная минами, еще целых три года стояла мертвой. В нее не то чтобы суда боялись входить, по ней боялись ходить рыбаки на веслах. Водолазные боты пробирались к месту работы с опаской, рискуя каждый день и час взлететь на воздух.
Отец, уходя на работу, тайком, чтоб не тревожить лишний раз женщин, бросал мне прощальный взгляд. А наказ я помнил: «Смотри! Ты остаешься старшим мужчиной в семье…»
В 1948 году уже вовсю развернулись восстановительные работы. Вместе с заводами первостепенной важности начали восстановление Новорэса (Новороссийской электростанции). Без электричества, как и без воды, — ни туды и ни сюды. Но она тоже нашпигована минами. Особенно шахт — колодцы. Первыми понадобились водолазы. Ответственное правительственное задание. Отец включается в команду по разминированию Новорэса. Работали тщательно, как он рассказывал. И ничего. Обошлось. Получил Грамоту Краснодарского крайкома ВКП(б) и крайисполкома «За активное участие в успешном выполнении правительственного задания по вводу в эксплуатацию турбогенератора № 2 на Новороссийской электростанции».
Потом приступили к очистке бухты. Резали автогеном торчащие из воды остатки кораблей, «утюжили» бухту тральщиками, таскали по дну затопленную баржу. То и дело над бухтой вздымался высокий и широкий столп воды вперемешку в дымом.
Иногда отец брал меня с собой на работу. В первый раз надо было зайти к командиру части Ольховиченко. Мы довольно долго прождали в приемной. Отец почему-то нервничал, а я пытался представить себе командира, о котором дома часто говорили.
Из‑за стола встал невысокого роста, плотного телосложения человек, к моему удивлению без фуражки и в кителе нараспашку, под которым обычная, как у отца, тельняшка. Он вышел из‑за стола, подошел ко мне, ласково коснулся.
— Похож, похож!.. Будешь водолазом?