Иван Алексеевич, влюбленно глядя на своего воспитанника, со слезами на глазах вспоминает: «Юре не надо было долго подбирать и разучивать новую мелодию. Абсолютный слух и музыкальный талант позволяли ему схватывать на лету и без проблем. А сам еще вот такой… На смотре в Пятигорске упал с подставки. Малышня из зала бросилась на сцену, помочь ему подняться с баяном и встать на злополучную подставку. Это надо было видеть!..»
Вот с тех пор Юрий Васильевич, теперь уже заслуженный артист России, не выпускает баян из рук. Окончил местную музыкальную школу, потом музучилище, консерватория, аспирантура — в общей сложности более двадцати лет учебы. Потом работа в Москве музыкальным руководителем ансамбля «Былины», в Кубанском казачьем хоре….
Образованнейший и опытнейший профессионал!
Наслаждаясь их концертом по телевидению, я не думал и не гадал, что когда‑нибудь буду иметь дело со знаменитым коллективом. И даже буду писать о нем! Однако… Пути Господни неисповедимы.
Теперь мы с «Кубанцами» знакомцы. Я еду с ними в Новоминскую.
В субботу утречком я пришел к ним на «базу», как они говорят, в комнатку в театре кукол, где они проводят репетиции. Пока директор ансамбля Попов Геннадий Ксенофонтович договаривал с кем‑то по телефону, я, сидя на диване, рассматривал картину, нарисованную прямо на стене местными художниками: широкий с поворотом плёс Кубани, обрывистые берега на противоположной стороне, лесок и сторожевая вышка видна из‑за леса. А слева, над чайным столиком, — цветной плакат — афиша, на которой ансамбль в полном составе.
Пришел Валера. Крупный, пышущий здоровьем, с черной как смоль бородой и стал представлять мне каждого на афише: это Рома — мой родной брат; это Оля и Галя — родные сестры между собой. Это Юрий Васильевич — наш родной руководитель и композитор. Заслуженный артист России. А это, — указал он на Геннадия Ксенофонтовича, — наш родной директор…
— Тогда я буду вашим родным писателем, — в тон ему шуткой отозвался я. — Если можно.
— Конечно! Конечно!..
И сразу стало весело и просто. Как будто мы были давно знакомы.
Потом пришел Рома. Он покрупнее солидного Валеры. Говорят, занимался борьбой и штангой. Гора мускулов, особенно на животе.
Одна поклоннница ансамбля, я наблюдал потом, принесла ему на сцену цветы. Едва дотянувшись, чтоб поцеловать, сказала: «Какой вы огромадный!»
Как я понял, он представляет и осуществляет «вооруженные силы» ансамбля, поскольку «огромадного», как сказала поклоннница, роста и устрашающего вида. Хотя в жизни, по — моему, это огромадный простодушный по характеру ребенок. Тем не менее, он грозно посматривает по сторонам, обеспечивая обороноспособность коллег, и помалкивает многозначительно.
Я мысленно продолжаю фантазировать про них.
Валера обладает общительным, располагающим характером. Он конечно же осуществляет и оживляет контакт с внешним, так сказать, миром. И во время концерта со своей балалайкой и кобзой производит настоящий оживляж. Да еще так ловко щелкает языком, подражая цокоту копыт.
Руководитель — Юрий Васильевич — ясное дело — царь и бог в ансамбле. Как только он появляется, сразу все становится на свои места. Он точно знает, кто, что и как должен делать. Тон распоряжений у него мягкий, но непререкаемый. Так и должно быть. Иначе…
Глядя на него, я вспоминаю Яшу Добрачева. Якова Петровича. Руководителя художественной самодеятельности клуба железнодорожников имени Маркова в Новороссийске. Я пел в хоре басовую партию.
Яков Петрович был у нас своеобразным диктатором, хотя по натуре — душа человек. Он требовал от нас абсолютного повиновения и добивался абсолютного созвучия голосов. Иначе, мол… Десятки раз повторял на баяне одну и ту же музыкальную фразу, и мы за ним, пока не добивался точного и красивого исполнения. Благодаря его «школе», я считаю себя немного подкованным в музыке. Потому и решился написать о «Кубанцах». Я принимаю их и воспринимаю не только как исполнителей, а как старателей музыкально — певческого искусства. Как «золотоискателей» в песенном жанре. Это адский труд и сверхтонкая материя. Я вижу приемы, гхри помощи которых они общаются во время исполнения: взгляд, незаметное движение головы, руки; взмах музыкальным инструментом, движение корпусом, якобы в такт музыки, а на самом деле — это дирижерский жест. Я даже слышу их голоса в отдельности и слышу, как Галя чуть раньше закончила музыкальную фразу, и Юрий Васильевич на миг построжал глазами в ее сторону, но потом тут же подбодрил, мол, ничего страшного, прорвемся. Все это незаметно для публики, но чрезвычайно важно для исполнительской слаженности.