Через полчаса Павел Трифонович был в райкоме. Высокий, плечистый, приятной наружности человек. Он внимательно взглянул на меня, дескать, что за писатель тут объявился? Задерживая мою руку в своей огромной ладони, сказал:
— Вы будете моим дублером. Мол, практику проходите после курсов председателей колхоза. В таком качестве вам доступнее все будет…
Дублером, так дублером.
Книгу я написал. Она вышла в Политиздате в 1980 году стотысячным тиражом. И начинается она с описания встречи с Николаем Игнатовичем.
После нашей с ними встречи в райкоме я видел его неоднократно издали на полях колхоза «Чапаева», когда мы с Павлом Трифоновичем мотались по бригадам и фермам. Николай Игнатович наезжал как бы инкогнито. Его видели то на озимом поле — смотрит всхожесть семян, то на расстановке свеклы, а то на ферме — на новом строительстве или в старом коровнике, в родильном отделении.
Приезжаем, а нам говорят: «Только что был Кондратенко, смотрел новорожденных теляток…»
Павел Трифонович, улыбаясь, говорит мне:
— Любит животину! И во все вникает дотошно… Но не диктует.
О том, что он во все вникает, я наслышусь потом многократно. В бытность свою председателем краевого Совета народных депутатов, как впрочем, и сейчас, он проводил планерки. В начале рабочего дня. Имел обыкновение добираться на работу пешком. Или трамваем. Уже с утра знал, где, на каком перекрестке нет бочки с молоком, в каком магазине торгуют черствым хлебом, о чем говорят люди… С этого начиналась планерка.
Петр Ефимович Придиус — главный редактор «Кубанских новостей» очень хорошо знает Николая Игнатовича, общался с ним и в звездный час и тащил с ним тяжкий крест, из многих положительных черт выделяет его компетентность и умение слушать: «Сам по себе нетерпеливый,
— пишет Петр Ефимович, — он умеет, я бы сказал, красиво слушать — как бы в душу глядит собеседнику».
И, как и все люди, Николай Игнатович имеет свои недостатки. Все, кто знает его более — менее близко, не дадут соврать: горяч, порой чрезмерно. Одержим в достижении поставленной цели. Если загорелся какой идеей, его не остановить, того и гляди затопчет… Не всегда осторожен в высказываниях. Излишне доверчив, из‑за чего не раз ошибался в людях.
«Знаю Николая Игнатовича, — пишет далее Придиус, — более двадцати лет. Помню, когда на голове его еще не было седых волос. Видел его в поле, в рабочем кабинете, за председательским столом — сессии ли, планерки, на пресс — конференции… Видел в радости и в горести, и в яростном гневе. Наблюдал его в окружении доброжелателей и в полном одиночестве, что противоестественно его кипучей натуре. Он всегда во всем неравнодушный, дотошный, нацеленный на поиск истины…»
Такой человек, и тут ничего не поделаешь.
Через полтора года после того как с него сняли обвинение в государственной измене, его избрали депутатом Совета Федерации и отвели кабинет в здании бывшего крайисполкома, в котором он вел прием своих избирателей. Я пошел к нему на прием. Их в кабинете было двое: он и помощник. Николай Игнатович, увидев меня, не спросил как бывает в таких случаях: «Вы по какому вопросу?»
Улыбнулся и пригласил присаживаться. А я, наслышанный о том, что бывшие друзья его и сподвижники, переходили на другую сторону улицы, чтоб не поздороваться с ним принародно, пришел сказать ему, если не прямо, то дать понять, что я с ним, несмотря ни на что.
Через минуту нашей беседы мне казалось, что у нас давнишние доверительные отношения. Он все понял, зачем я пришел. И стал рассказывать как и что было. Я, помнится, был удивлен его такой откровенностью. И даже несколько смущен. И тоже доверился кое в чем. Он поименно перечислил некоторых из «товарищей» по работе, которые сразу одемократились и отвернулись от него. При этом он не возмущался, просто с горечью констатировал факт такой перемены людей; пересыпая рассказ свой и перчиком, и юморком. А я, слушая его, внутренне ликовал: не злобствует человек, не грозится местью, не шлет на головы предателей громы и молнии, значит, поистине великодушный человек, значит не сломался, не ожесточился. Значит, благородный, сильный человек. Значит, скажет, еще свое слово. Потому что за такими победа, за такими будущее. Как мне хотелось в этот момент, чтоб он вспомнил о том, как благословил меня написать о колхозе имени «Чапаева». Когда вышла книга, я послал ему по почте с дарственной. Сейчас я выбирал момент, чтоб напомнить ему об этом. Но он сам заговорил:
— Помню, помню. Колхоз «Чапаева», Павел Трифонович. Замечательный был человек! Ваша книжка «Любимое поле» стоит у меня на полке. Далекие, милые времена…