Он слышит, как его окликают по имени, и собирает все силы, чтобы посмотреть вверх, хотя его сгибает пополам, он едва в сознании. Мир кружится, но Стив узнает облик Баки где угодно.
— Баки… — пытается сказать он, но всё, что может – снова закашляться кровью.
— Стив? — у Баки испуганный голос, — эй, Стиви, ты что?.. — и звук шагов, всё быстрее и ближе, как будто Баки бежит.
Он поскользнётся и свернёт себе шею, мутно думает Стив, но тут же чувствует, как боком валится в снег, глаза медленно закрываются, и больше он ничего не помнит.
*
Моргнув, он просыпается; большая круглая луна заглядывает в окно спальни Баки. На мгновение Стиву кажется: он опять мальчишка, ночует у Баки на полу.
Он пытается вдохнуть, слышит хрип собственных лёгких и всё вспоминает.
— Привет, — скрипит он. В ногах тут же что-то шуршит, и Баки склоняется над ним, бледный, как призрак.
— Привет, дружище, — Баки старается не подать виду, но Стив слышит в его голосе страх, — как самочувствие?
— Лучше некуда. Дай подняться – милю пробегу.
Баки сдавленно смеётся, запустив пятерню в немытые мятые волосы.
— Блядь, чтоб ты знал, ты напугал меня до чёрта. То есть, ты и раньше болел, но…
— Порядок, — шепчет Стив; потянувшись, находит его левую руку и стискивает пальцы так крепко, как только может, — я в норме.
— Если бы.
— Как долго я пробыл в отключке?
— Четыре дня, Стив, — и голос срывается на его имени – должно быть, послышалось, ведь Бак никогда не плачет. — Четыре дня. Господи, я видел, как ты свалился в обморок, ты просто рухнул в снег и мне на миг показалось… — он смолкает, встряхивает головой. — Начался приступ и длился всё это время. Док сказал, что ничем не поможет, пока лихорадка не спадёт.
Стив прикрывает глаза:
— Похоже, мне повезло.
— Ты просто слишком упрямый, чтобы сдаться.
— Бак, у тебя голос измученный, — бормочет Стив, не открывая глаз. Он чувствует себя очень тяжёлым, а кровать Баки такая мягкая. — Тебе нужно немного поспать, не волнуйся за меня…
— Господи боже, — хрипит Баки и свободной рукой ерошит его мокрые волосы, накрыв ладонью макушку. Стив урчит и тянется к руке, сколько хватает сил, и даже слегка улыбается, возвращаясь в беспамятство, а Баки судорожно вздыхает, согревая ему лицо.
В следующий миг Стив проваливается в сон, но перед тем успевает услышать, как Баки легко прижимается ртом к его лбу.
*
Когда Стив окончательно приходит в себя, сознание проясняется, а лихорадка отступает, мать Баки приносит ему жидкий суп и рассказывает, как тот наотрез отказался отходить от постели, пока не стало понятно, что Стив поправится.
Стив улыбается, краснеет и намерен благодарить Баки как минимум год – просто чудо, что тот не лишился работы, на целую неделю сказавшись больным, ведь сам Стив уж точно потерял место – но Баки никак не отыскать.
По правде, они едва видятся за целых три дня, и Стив наконец сознаёт, что Баки старательно его избегает. Он возвращается из доков после заката, проглатывает ужин, справляется о его здоровье и падает спать на диван, неважно, сколько раз Стив упрашивал его снова ночевать на кровати. Он больше не сидит у его постели и односложно отвечает о том, как провёл день.
Стив чувствует себя эгоистичным кретином, но это ранит, и тут ничего не поделаешь. Едва набравшись сил, чтобы стоять на ногах, он садится в сыром, заплесневелом коридоре перед квартирой Барнсов и ждёт, когда Баки вернётся домой.
Он, наверно, задрёмывает – как будто не проспал всю неделю – но Баки будит его окликом «Стив?», тем самым встревоженным тоном, каким говорит, когда Стив на грани приступа астмы или прикован к постели гриппом.
— Всё в порядке, я просто ждал тебя, — поясняет Стив, и лицо Баки смягчается. Вздохнув, он устраивается на полу напротив.
— Ну, давай, — и взмахивает рукой.
Стив хмурится:
— Почему ты избегаешь меня?
— С чего ты взял, — тут же отнекивается Баки. Но Стив твёрдо глядит на него, и тот ёрзает, и по привычке поджимает губы, ведь даже хмурясь всё равно кажется надувшимся. — Ну ладно, ладно, не смотри на меня так. Ты выглядишь точно, как ма.
Стив напускает ещё более суровый вид, изображая миссис Барнс и её «вы меня разочаровываете, мальчики», и Баки фыркает, откидываясь затылком к стене.
— Я только… — начинает он, уставившись себе в колени. — Я… Я же сказал тебе, Стиви, ты чертовски меня испугал.
Среди всего, к чему он старался быть готовым – особенному к тому, что Баки наконец-то осознал: ему не нужен чахлый и больной Стив Роджерс, который постоянно тянет его вниз, – к этому Стив точно не готов.
— Прости? — пробует он в замешательстве.
— О господи, не извиняйся, — прерывает Баки, — просто… мне нужно время… кое-что обдумать. Вот и всё.
— Что обдумать?
Качнув головой, Баки широко ему улыбается, и в лице его проскальзывает грусть, которой раньше Стив не замечал.
— А вот это, приятель… секрет.
Он поднимается, не давая Стиву возразить, и ставит его на ноги, как раньше, проводит в квартиру и захлопывает за ними дверь.
Остаток вечера Стив что есть сил стремится его рассмешить. Он чувствует странное отчаянье, свернувшееся в животе, яростное желание стереть с лица Баки следы этой печали. И шутит о собственной стряпне, рассказывает все эти истории «а помнишь, когда…» из детства и передразнивает их до тех пор, пока Баки не сгибается над кухонным столом; его плечи вздрагивают от беззвучного смеха, а Стив наконец-то может дышать.
*
Мать Баки умирает годом позже, и теперь они сами по себе. Снимают крохотную грязную квартирку, самую дешёвую, что смогли отыскать, и работают, сколько могут, только бы удержаться на плаву.
Когда после уплаты аренды у них остаются деньги, Баки ходит на свидания, приглашает девушку в кафе или на танцы. Он всегда зовёт Стива пойти вместе, но Стив соглашается через два на третий.
Девушки не хотят целоваться с таким тощим парнем, как Стив, уж точно не когда рядом Баки, высоченный, сильный и обаятельный, с блестящими глазами и шальной, бесшабашной улыбкой.
Стив их нисколько не винит.
*
Им двадцать пять, Стив поздно возвращается из бакалейной и находит Баки на кухне: тот растянулся за столом с полным стаканом виски. Судя по полупустой бутылке, стакан не первый.
— Господи, Бак, — Стив убирает бутылку и выливает стакан в раковину; Баки даже не смотрит. — Баки, что на тебя нашло?
Баки вяло указывает на листок на столе, и у Стива обрывается сердце. Он знает, что там, ещё до того, как видит жирный чёрный штамп: 1А.
— Тебя приняли, — он похлопывает Баки по плечу, — это же здорово. Будешь сражаться за правое дело.
Баки фыркает, хлюпко и пьяно:
— Точно. Уж там-то от меня будет толк.
Стив притягивает стул и садится за стол рядом с ним, их колени соприкасаются.
— Баки, брось. Я крепче, чем кажусь, я справлюсь, — он умолкает, разглядывая профиль Баки в слабом свете, его ровный нос и опущенные уголки рта. — К тому же, я окажусь там ещё раньше, чем ты об этом узнаешь.
— Никогда этого не понимал, — медленно произносит Баки, глядя Стиву прямо в глаза. От него пахнет потом, и виски, и солью из доков, запах моря въелся в одежду навечно, — отчего ты хочешь пойти.