— Ты светишься, — мягко говорит тот.
Стив мысленно перебирает все варианты контекста и ничего не находит:
— Что?
— Во всех его воспоминаниях, ты, в прошлом, — отвечает Баки. Порой он говорит о Баки Барнсе и Зимнем Солдате в третьем лице, Сэм считает, это ожидаемо. — В каждом воспоминании ты светишься.
— Я… не совсем понимаю, о чём ты.
Баки досадливо вздыхает, опираясь о колени локтями, чёрная тень в темноте.
— Знаешь, ты ведь в каждом его воспоминании, — шепчет он. — С тех пор, как он подрос настолько, чтобы помнить, он помнит тебя. Даже когда тебя не было рядом, даже когда он ушёл воевать, он думал о тебе. Иногда с ума сходил от беспокойства.
— Ты всегда слишком волновался за меня, Бак, — откликается Стив.
Баки как не слышит:
— И всегда… от тебя шёл этот свет, отражался от кожи, точно на тебя направили гигантский прожектор. Так он тебя помнит, ты весь золотой и улыбаешься ему. Каждый раз, — он поднимает взгляд на Стива. — У меня в башке слишком много тебя, и ты сияешь, как чёртово солнце.
Стив понятия не имеет, что сказать.
— Он всегда считал, что тебя не заслуживает, — продолжает Баки. — Даже когда вы были детьми, он знал, ты особенный.
— Я не особенный, — через боль в горле давит Стив.
— Ну, он был уверен. Только поэтому ты ещё жив.
Стив не знает, Баки сейчас о том, как вытащил его из Потомака, или о том, как спасал ему жизнь бессчётное число раз до войны и на войне, но в конце концов, это не так уж и важно. Результат не меняется.
Стив опускается на пол перед ним, обнимает за бёдра. Кладёт голову ему на колени и глубоко вдыхает, наполняя лёгкие его запахом, кондиционером для белья, шампунем и солоноватым оттенком кожи. Он помнит, как точно так же сидел в церкви сотни раз, костлявые коленки болели от жёсткого пола.
Стив заглядывает Баки в лицо, темнота окутывает их покрывалом. Что-то рождается внутри, рвётся наружу сквозь рёбра, живое, сильное тепло, которое не описать.
Баки осторожно протягивает правую руку и зарывается пальцами ему в волосы. Стив закрывает глаза, подаваясь к руке, и Баки судорожно вдыхает.
— Ладно, — нарушает Стив долгие секунды тишины, — пойдём спать.
Они забираются под простыни на его кровати, и Стив, поколебавшись мгновение, обнимает Баки, ложась лицом к лицу, как они часто лежали в их комнате слишком холодными зимами. Разве что Баки теперь меньший.
Стив прижимается лбом к его лбу, обнимает за талию и засыпает.
*
Стив просыпается в пустой постели. Но придя в кухню, видит Наташу и Сэма – те пекут блинчики, а Баки жарит бекон, и наконец по-настоящему ему улыбается:
— Хей, большой парень, мы уже заждались.
— Не зови меня так, — машинально откликается Стив, слегка краснея. — Привет, Наташа.
— Привезла тебе открытку из Одессы. Она на столе.
Стив поднимает открытку. На фото огромные пролёты каменных ступенек с надписью «Потёмкинская лестница». На другой стороне округлым Наташиным почерком выведено: «Хей, ребята, надеюсь, вам без меня весело. Скоро увидимся. Н».
— Спасибо, — говорит Стив, странно тронутый. Она кивает, довольная, и мастерски переворачивает блинчик.
Они завтракают вчетвером, сгрудившись вокруг стола на кухне, передавая друг другу сироп, и кофе, и апельсиновый сок, и Сэм заворачивает бекон в свой блинчик, как буррито, разжигая локальную блинчико-бурритную революцию. Наташа бормочет что-то по-русски, и Баки фыркает в кофе, и это утро – одно из лучших в жизни Стива.
*
За пару месяцев Баки знакомится с прочими Мстителями, по одному; каждую встречу организует и курирует агент Коулсон.
Сколько Стив понимает, после Наташи Баки больше всех симпатизирует Клинту, похоже, у них много общего. Доктор Бэннер его успокаивает, Тор приводит в замешательство, а узнав Тони получше, Баки считает его в равной степени раздражающим и смешным. Как и все остальные.
Баки перекидывается с Нат общими шутками на семи языках, обсуждает работу с Клинтом и зависает на этаже доктора Бэннера, когда взволнован, расстроен или зол. Он бесстыдно провоцирует Тони и учит Тора готовить макароны с сыром, потому что, оказывается, ему нравится их готовить.
Бывает, он ещё просыпается от крика, но это случается всё реже, и никогда в те ночи, что Баки спит в кровати Стива. Вместе они ночуют три-четыре раза в неделю.
Когда Стив просыпается, кровать всегда пуста. И неясно, почему его это тревожит.
*
Стив просыпается ночью от звона стаканов на кухне. Скатывается с кровати и, нахмурившись, идёт через холл.
Баки развалился на диване в гостиной, бутылка водки (настоящей русской водки, с надписью кириллицей, чёрт знает, где достал) возвышается на кофейном столике. Баки держит полупустой стакан металлической рукой, и Стива внезапно накрывает ощущением дежавю – тот вечер многолетней давности, когда Баки призвали в армию первым.
— Хей, Бак, — Стив осторожно опускается на диван, стараясь не задеть и не разлить водку. Откинувшись на подлокотник, засовывает ступни Баки под ноги. — Ты чего тут?
— Кошмар приснился, — скрипит Баки.
— Не расскажешь?
— Приснилось, что я не попал тебе в живот, — отрывисто говорит он, глотая водку, и морщится от жжения. Тянется к нему и живыми пальцами стучит Стиву по лбу, прямо между глаз: — Я попал сюда.
— Только сон.
— Он чуть не сбылся.
— Ты спас мне жизнь, — напоминает Стив, пристально глядя на Баки. — Не зная, что происходит, не зная, кто я. Я был твоим заданием, твоим приказом на убийство, но ты меня спас.
— Да уж, — кивает Баки, — прострелив три раза и забив до полусмерти.
— Дерьмо случается, — замечает Стив и в награду слышит удивлённый резкий смех.
На мгновение они умолкают; потом Баки говорит:
— Уж мы-то получили свою долю, а?
Стив соглашается:
— Что есть, то есть. Но теперь всё в порядке, как ни странно. Ну, почти всегда.
— Иногда, — поправляет Баки. Стив лишь поводит плечом. Уже то, что Баки жив в этом столетии, для него просто чёртово чудо.
— Расскажи мне о чём-нибудь, — просит Баки. Это значит: расскажи воспоминание о нас.
И Стив рассказывает. Он начинает с самого начала, первое, что помнит со школьного двора, изредка перескакивая на то, что находит занятным. Рассказывает о Джеке МакГиннисе и Пэтти Эйкерс, о его отце-солдате и своей матери, которая работала на двух работах, о диванных подушках и Кони-Айленде, о том, как они трижды ходили в кино на «Белоснежку и семь гномов» – всё потому, что Стив был в восторге от рисовки, о том, как он дрался с хулиганами и бегал по девочкам.
— Не только по девочкам, — ближе к трём ночи прерывает Баки; Стив как раз на середине истории об их первом провальном двойном свидании, голос уже слегка хрипит.
— Что?
Баки выдёргивает из дивана нитку, не встречаясь с ним взглядом:
— Я помню. Были не только девчонки. Парни тоже.
— Ты… — Стив замолкает, пытаясь придумать, что ещё Баки мог иметь ввиду. — Ты… с мужчинами?
— Ага, — Баки смеётся невесело, Стив ненавидит пустоту этого смеха. — Куча таких парней ошивалась в доках, в темноте. Проще простого было найти одного из них, завести в переулок или старое здание и по-быстрому… ну, ты понимаешь.
Стив разевает рот и тут же захлопывает его.
— Что? — спрашивает Баки, тон его горький, почти самоуничижительный, хотя он явно старается звучать буднично. — Только не говори мне, что Капитан Америка имеет что-то против геев.