Бездна – это не равнодушное нечто – это серый, притаившийся в засаде хищник, хищник, который неотрывно смотрит на меня, с неподдельным гастрономическим интересом измеряя, взвешивая и прикидывая, какова я на вкус.
Мой ад – моя личная бездна всегда со мной, что бы ни случилось. Я знаю, что уйдут друзья и любимые, а это…
Ирина Малярова
Сгорбленная, сухонькая старушка в черном мешковатом пальто семенила по Невскому проспекту, поминутно что-то шепча себе под нос. Она спешила, она ужасно спешила, чтобы как можно быстрее покинуть этот слишком людный отрезок пути, спрятаться, скрыться, исчезнуть. Давление толпы ощущалось кожей, больными ногами, потребностью остаться одной. И тогда уже…
Последнее время поэтесса Ирина Малярова писала много, очень много, порой не успевая донести новую строчку до бумаги, иногда специально задерживая роды нового сонета. Писать при всех – это как рожать при всех. Раньше, когда была молодой и глупой, не столь чувствительной, не столь утонченной, а может быть, не столь ветхой… возможно… но только не теперь…
«Она всегда сочиняла очень много, а к старости стала сочинять еще больше, словно старая яблоня, которая клонится от плодов», – уже после смерти поэтессы делилась воспоминаниями Галина Толмачева-Федоренко. Правда, книжек выходило мало, журналы и газеты тоже перестали баловать предложениями о публикациях. Ирина Малярова принадлежала к поколению, привыкшему, что вопросом их продвижения должен заниматься Союз писателей. Скажут, делай сборник – сделаем.
Когда началась перестройка и новые сборники хлынули лавиной, Малярова была не против заплатить из своего кармана, не кичась билетом Союза писателей и, возможно, недоедая ради счастья увидеть свое стихотворение в славно пахнущей типографской краской новой книжечке.
Платить из своих средств?.. Чтобы как-то прожить, поэтесса собирала на улице бутылки, которые выставлялись затем вдоль стен кухни. Отдохнув после утренней «охоты», Ирина Малярова мыла несколько бутылок – сколько могла донести до ближайшего пункта приема стеклотары. Остальные, грязные, ждали своего часа, неся странный караул в нищенской квартире известной поэтессы.
Сначала Ирина Александровна жила с мамой, писала стихи, редактировала, бралась за составление сборников, вела ЛИТО в ДК пищевиков, доставшееся ей после Натальи Грудининой, потом… личная жизнь, как говорят, не сложилась. Не удалось… что тут попишешь?.. не сложилась жизнь, как подчас не складываются отдельные стихи в сборник.
Ирина Малярова родилась в довоенном Ленинграде, во время блокады была эвакуирована из города – сначала в Казахстан, затем в Башкирию. Не хватало денег на еду, и мама продала ее любимую куклу, продала или сменяла на молоко и хлеб. Всю жизнь Ирина Александровна будет вспоминать о своей прекрасной кукле, размышляя, кому та досталась. Хорошо ли относятся к ее «дочке» чужие люди, ее «новая семья»? В какие игры с ней играют? Малярова хорошо помнила свою куклу, своего первого ребенка, любимого ребенка, которого от нее отобрали.
Будучи уже в возрасте, Ирина Александровна решилась родить. Одна, без мужа, она была готова на все, лишь бы только прижать к груди долгожданное чадо. Она была счастлива своей беременностью, счастье длилось шесть месяцев.
Я слышала, что в то время шестимесячных не спасали. Говорили, будто бы у шестимесячных деток не развиты легкие и мозг, что они обречены.
Малярова утверждала, что ее ребенок родился живым. Мальчик дышал, но врачиха заявила, что он все равно не жилец.
– Дайте мне моего ребенка, пусть он умрет рядом со мной. Может быть, я еще сумею выходить его, пожалуйста…
Медсестра сгребла еще живого ребенка со стола и на глазах у беспомощной после тяжелых родов матери бросила его в ведро. Малярова всю оставшуюся жизнь будет помнить этот глухой шмяк нежного красноватого тельца и как жестокие люди, жестокая судьба лишают ее последней в жизни радости.
Малярова видела Анну Ахматову, общалась с Самуилом Маршаком, знала многих замечательных поэтов. Она была постоянным членом жюри творчества юных при Дворце пионеров им. А. Жданова (Аничковом дворце). Я запомнила ее еще весьма энергичной женщиной, которая, сидя за столом высокого жюри на сцене в белоколонном зале, поднималась навстречу юным поэтам с тем, чтобы вручить книжку или грамоту, сказать несколько теплых слов.