Василия Никитича Романова, вопреки наказу (или из-за его намеренно расплывчатых и общих формулировок), везли в ссылку «оковав» и привезли едва живого. Из последовавшей переписки выясняется, что от приставов добивались изощренного тюремного баланса: содержавшихся под стражей людей предписывалось не доводить до голода, не применять излишних ограничений, но при этом они не должны были забывать о длящейся опале. «Изменник» Василий Романов, как называли опальных, все-таки умер в ссылке в Пелыме. В разных местах в ссылке погибли и другие братья Романовы — Александр Никитич и Михаила Никитич. Иван Никитич был серьезно болен, мать князя Ивана Борисовича Черкасского болела «камчюгом», или ломотой (от этой болезни страдал и его умерший в ссылке на Белоозере в апреле 1602 года отец князь Борис Канбулатович Черкасский[33]).
Смерть Василия Никитича Романова напрямую повлияла на положение находившегося с ним в ссылке брата Ивана Никитича и других ссыльных, включая князя Ивана Борисовича Черкасского и его мать — княгиню Марфу Никитичну. Потеряв мужа, разлученная с сыном, она жила на Белоозере вместе с сестрой Анастасией Никитичной, женой Александра Никитича Романова Ульянией Семеновной и детьми брата Федора Никитича Татьяной и Михаилом. Вдова княгиня Марфа Никитична Черкасская приняла на себя, как окажется, историческую роль в сохранении жизни детей брата и наследника рода Романовых.
28 мая 1602 года, после многомесячного пребывания в Малмыже, была выдана указная грамота о переводе князя Ивана Борисовича Черкасского в Нижний Новгород, где он должен был жить вместе с дядей Иваном Никитичем. Согласно полученному 15 июня наказу приставам, ссыльных должны были «беречи, чтоб им ни в чем нужи никоторые не было». Князя Ивана должны были везти «простого, а не сковав» (такой прямой запрет был, как показывает судьба Василия Романова, совсем не лишним). И дальше приставы должны были наблюдать, чтобы оба ссыльных «жили» и «ходили просты», следя за тем, чтобы к ним «никто не подходил, и не розговаривал с ними ни о чем, и писма б никакого не поднес». Перевод «на службу в Нижний Новгород» князя Черкасского назывался в наказе приставу Василию Михайловичу Хлопову «государевым жалованьем».
Дальнейшая хронология событий выясняется из переписки с воеводами. 23 июня ссыльные проехали Казань, а уже 1 июля остановились на подворье Троице-Сергиева монастыря в Нижнем Новгороде (вместе с князем ехал какой-то «детина его Олешка»). 25 июля 1602 года в Нижний Новгород привезли и больного Ивана Никитича Романова. «Корму князю Ивану и Ивану с людьми их» велено было давать достаточно, в «постные дни» — рыбу, в «мясные дни» — «боранину» и говядину, «а хлеб велено давати как им мочно сытым быть без нужи, а пити велено им давать квас житной». К этому разрешалось добавлять кое-что и по запросу, если ссыльные сами «учнут просити», например, «пиво и мед с кабака». Для их обеспечения выдавались кормовые деньги, и еще раз подчеркивалось, чтобы «князю Ивану и Ивану ни в чем нужи никоторые не было».
На сходных условиях содержали и мать князя Ивана Борисовича — вдову княгиню Марфу Никитичну Черкасскую, жившую с женской частью семьи Романовых и детьми на Белоозере. Правда, когда их пристав Давыд Жеребцов попытался дать больной княгине Черкасской «сверх корму, чего попросят, не от велика», его немедленно одернули и наказали за «самодеятельность». Оказывается, формула наказа, «чтоб им всем в естве, и в питье, и в платье никоторыя нужи не было», не предусматривала таких добавок. «Что писал преж сего, что яиц с молоком даешь не от велика; то ты делал своим воровством и хитростью, — грозили приставу, — по нашему указу велено тебе давать им еству и питье во всем доволно, чего не похотят».
Почти два года спустя после начала дела, когда братья Романовы стали умирать в ссылке, исполнители воли царя Бориса Годунова и их главные тюремщики боярин Семен Никитич Годунов и дьяк Елизарий Вылузгин озаботились уже другим. Им стало выгоднее сохранить жизни опальных. 17 сентября 1602 года состоялось распоряжение о переводе Ивана Никитича Романова и князя Ивана Борисовича Черкасского из Нижнего Новгорода в Москву. Особо оговаривалось, чтобы приставы сначала расспросили ссыльных, «а будет они болны, и вы бы с ними ехали, как они выздоровеют». Точно так же поступили с семьями Черкасских-Романовых, отправленными из Белоозера «в Юрьевской уезд, в Федоровскую вотчину Романова» (это путешествие из Белоозера в село Клины Юрьев-Польского уезда совершит и шестилетний сын Федора Никитича Михаил, будущий царь). Княгиня Марфа Никитична, несмотря на болезнь, на радостях согласилась ехать немедленно. Пристав передавал ее слова: «…так жадна де я царской милости, ехати готова хоти ужже, а болезни моей гораздо легчи перед старым, ехати мне мочно».
33
Свидетельства более поздних источников о смерти отца князя Ивана Борисовича Черкасского в двадцатых числах апреля 1602 года нуждаются в проверке. Судя по кормовым книгам Новоспасского монастыря, память князя Б. К. Черкасского отмечали 10 января, что, как предполагают исследователи, может тоже считаться датой его смерти. Хотя, возможно, 10 января — дата перенесения тела князя Б. К. Черкасского для погребения из Белоозера в Новоспасский монастырь. См.: