Иван никогда не думал, какое это блаженство – быть отцом, бережно прижимать к груди доверчивое крошечное существо, зная, что оно плоть от плоти твоей, перебирать малюсенькие пальчики, норовящие ухватиться за твои, большие, и ласково щекотать розовые пяточки, еле сдерживаясь (а можно было и не сдерживаться), чтобы не поцеловать. Зато потом, в полумраке комнаты, на широченной постели – вот где раздолье поцелуям и прочим нежностям! – Иван в полной мере познал, какая же Настя жаркая и сладкая, до какого сумасшествия может казака довести!
Перед его глазами промелькнули такие яркие картины их полюбовной жизни с Настёной, что он сжал зубы и зажмурился.
– Траванулся ли чё ли? – тревожно спросил Илька, заглядывая во вспыхнувшее лицо друга-командира. – Вода тухлая? Так ить и так видно, чего и пить было?
– Да нее, не тухлая, – покачал Иван головой, возвращаясь к реальности. – Кака-то никакая… мёртвая…
– Чё питьто будем? Фляги пусты…
– А то озеро, где пушки и пулемёт утопили, оно ж где-то колоблизу было…
– А и верно! – Илька огляделся. – Поищем. Заодно пулемёт достанем, он ой как сгодится!
Уже неделю отряд Ивана в количестве тридцати человек гонялся за бандой хунхузов. И ладно бы на своей стороне, так нет, с китайской пришла депутация к губернатору: помогите, мол, от хунхузов житья не стало. Губернатор удивился такой просьбе-жалобе, но приказал собрать отряд и показать бандитам, кто в Маньчжурии хозяин. Вот и пришлось Ивану с Илькой отправляться на ту сторону.
Молодыето рады размяться, но что у них дома творилось, Иван знал по себе: мать заплакала, дед посмурнел, а бабушка Таня по-настоящему взвыла, потому как мужа в таком же походе потеряла и уж внука-то терять не хотела. А о Насте и сказать нечего: на глазах почернела, замкнулась и до самого отбытия не произнесла ни слова. Ивану до ужаса было её жаль, но что делать – приказ есть приказ. Даже Кузя, обычно такой гаврик боломошный, и тот примолк и всё к тяте тянулся. А тятя и сам бы с рук его не спускал вместе с мамкой молодой.
С бандой всё оказалось как-то необычно. Во-первых, никогда китайцы не обращались к русским за помощью против хунхузов. Скорее, наоборот: помогали им, прятали, если нужно, и практически не сопротивлялись. Во-вторых, о банде сначала появлялось множество слухов: убийства, грабежи и много чего ещё. Об этой прежде ничего не слыхивали, но, только она объявилась, китайцы ринулись просить о помощи. Почему – непонятно. Чем так напугала?
А может, дело в чём-то другом? Сама она не походила на другие банды: числом оказалась малая, конная, увёртливая. Всё время была на шаг впереди; не вступая в столкновение, уходила в горы, завлекая казачий отряд в переплетение логов, распадков, лощин, где, видимо, знала все тропки, все ходы-выходы. Вымотались люди, вымотались кони, на исходе была провизия, и вот закончилась вода. А банда оставалась неуловима.
…Илька нашёл озеро, в котором четыре года назад утопили пушки, пулемёт и всё лишнее снаряжение, собранное после разгрома хунхузов и «боксёров». Пушки им были не нужны, а пулемёт достали. Правда, патронов к нему нашлось маловато, но тут уж что Бог пожаловал.
Вода в озере, к счастью, была вполне пригодна для питья и варева, и походные фляги снова наполнились по самое горлышко.
Тут же, у озера, остановились на привал. Поставили три больших палатки, развели костры, заварили кондёр, этакую пшённую кашу с салом и луком, чай затуран[5] заедали коршунами, сладкими треугольничками с молотой черёмухой, и пресными блюдниками. Заряженные карабины держали под рукой. По периметру засели караульные, расставленные Иваном и Илькой. Пригодился опыт, набранный в походе к Сунгари.
Лошадей тоже не обидели: расседлали, пустили, даже не стреножив, на траву. Казачьи коняшки сами знали, как себя вести: сходив на водопой, паслись, держась поблизости от палаток. На любой незнакомый звук поднимали головы, сторожко прядали ушами.
Всё было вроде бы нормально, однако Ивана не оставляло тревожное ощущение, что должно произойти что-то очень неприятное, даже опасное. Отец говаривал ему, что такое предчувствие обычно проявляется у опытного командира, болеющего за сохранение вверенных ему людей, и, как правило, оно не обманывает. Иван о подчинённых заботился, но не считал себя достаточно опытным, и это лишь настораживало его ещё сильней.
Была уже глубокая ночь, бивуак спал, только караульные пересвистывались особым свистом – всё, мол, в порядке. Иван в одиночестве сидел у догорающего костра, глядя, как огоньки на углях играют в догоняшки. Он так увлёкся этим бесхитростным зрелищем, что не заметил, как по правую руку от него на чурбачке, на котором недавно сидел Илька Паршин, появилась незнакомая фигура в японском военном френче и шапке с козырьком, почти полностью закрывающим лицо.