Кейт категорически покачала головой. – Но не могла же болезнь поразить сразу всех. Таких людей наверняка меньшинство.
– Откуда тебе это знать? – возразил Гэри. – Зараженных легко опознать среди тех, кого ты знаешь. Но как это определить, если человек тебе незнаком?
Ответа у Кейт не было. Она думала, что вот-вот изменит ситуацию к лучшему, но в итоге лишь вернула Роуэна в дом к роботизированным останкам его родителей, где с ним будут обращаться так, будто именно он лишился рассудка. Все, что приносило ей утешение, было буквально выбито у нее из-под ног.
– Бороться с этим можно только одним способом: каждый из нас должен сделать то, на что способен только он и никто другой, – сказал Гэри. – Мы должны оказать уважение тем, кто составлял наш ближний круг. Подготовиться к тому, что нас обязывают сделать обстоятельства, а затем вернуться домой и помочь им упокоиться с миром.
Кейт сжала кулаки, но ответила как можно спокойнее:
– Не говори так. Их еще можно вернуть. Наверняка есть лекарство.
– Теперь мы на войне, – настоятельно заявила Сьюзан. – Неужели ты думаешь, что было бы милосерднее их пощадить и просто ждать в надежде, что лекарство просто упадет с неба, пока зараженные будут разносить болезнь все дальше и дальше? Представь мир, где больные превосходят нас числом. Ты хоть представляешь, насколько мы можем быть к этому близки, даже сейчас?
– Значит, ты убила свою семью? – раздраженно парировала Кейт, заранее зная ее ответ. Затем обратилась к Гэри. – А ты?
– Нет, – ответил Гэри, хотя в его голосе не было и намека на уступки в ее сторону. – Мы все должны действовать сообща, одной и той же ночью. Они не смогут к такому подготовиться – мы должны застать их врасплох.
– Это же просто чудовищно. – Кейт буквально оцепенела. – Нельзя убивать людей только из-за того, что они больны.
– Просить о таком сложнее всего, – сказала Сьюзан, – но Натали лично показала нам: если ты сильна духом, это возможно. Если ты их любишь и готова встретиться лицом к лицу с тем, во что они превратились, то тебе это по плечу.
Кейт будто утратила дар речи. Сьюзан снова сжала ее плечо. – Это тяжело, – добавила она. – Тебе нужно время. В скором времени мы поговорим снова.
Они ушли, оставив ее сидящей на потрепанном одеяле. Кейт проводила их взглядом и увидела, как пара присоединилась к Линде и Ахмеду.
Значит, это и было то самое, отважное сопротивление, боровшееся с ужасами недавней чумы – люди, готовые распрощаться со всякой надеждой на медицину и просто выбраковать паршивых овец из стада. Она прекрасно понимала, насколько шокирующим был пережитый ими опыт, но в их восприятии явно скрывалась ошибка. Ни одна болезнь в истории человечества не распространялась настолько быстро, чтобы зараженные превосходили по численности здоровых.
Кейт закрыла глаза и представила, как Бет, старшая сестра, которую она буквально боготворила, защищает ее от шайки самовлюбленных хулиганов в первый день занятий в старшей школе. А затем – оставшуюся от нее оболочку, которая стояла на крыльце, держа в руках то, что некогда было ее племянником. Каковы шансы, что Бет заразилась в одно время с Резой и Майклом, если только болезнь не бушевала по всему городу? Каковы шансы, что среди инфицированных оказался бы и Крис Сантос? Ведь он жил на другом берегу реки.
Она легла и свернулась калачиком на одеяле. Мир не мог внезапно перемениться всего за одну ночь. В жизни такого не бывает; это шло вразрез со всякой логикой.
И все же она не могла отрицать факты, о которых говорили ее собственные органы чувств: и Реза, и Майкл, и Бет, и Крис стали жертвами болезни. Единственной надеждой опровергнуть катастрофистов было подвергнуть их зловещую гипотезу новым проверкам. Забыть о страхе быть осмеянной или преданной и донести свои слова до как можно большего числа людей, которым она могла доверять.
Глава 10
Кейт выбралась со склада сразу после рассвета, пока все остальные спали. Она боялась, что приверженцы Натали могут наладить за ней слежку, но они едва ли могли уследить за всеми потенциальными новобранцами. И даже если она решит их сдать, то что скажет и кому? Что полдюжины бездомных планируют восстание? Достаточно ли хорошо опустошенные мужчины и женщины понимали собственную природу, чтобы воспринимать незараженных, как угрозу? Если они были всего лишь марионетками, проживавшими жизни, изначально принадлежавшие их прежним носителям, разве могли поступки этих людей отражать их отличия от остальных?