Меня смущало лишь то, что осуществлять задуманное, будучи Константином Барятинским — представителем древнего рода, которого многие наверняка знают в лицо, — однозначно не стоило.
— Мне необходимо изменить внешность, — сказал я.
Вспомнил, как Нина упоминала свой магический арсенал и обещала деду, что без проблем вернёт мне прежний облик. И я этим словам, понаблюдав за тем, как собралось из осколков разбитое вдребезги стекло, вполне доверял. Рассудил, что если Нина может изменить мой облик, то, вероятно, то же самое может сделать Надя.
— Для чего тебе менять внешность? — изумилась Надя.
К счастью, придумывать ничего не пришлось. Эта девушка выдвигала собственные предположения гораздо быстрее, чем работала моя фантазия.
— Опять какие-то твои проделки, да? — накинулась она на меня. — Вы с друзьями снова что-то затеваете? Ты возьмёшь меня с собой?
— Нет, — отрезал я. — Исключено. Это… мероприятие не предполагает присутствия девушек.
Надя фыркнула.
— Подумаешь! Тоже мне, секреты! Ну, и пожалуйста. Я не навязываюсь. — Надулась и отвернулась.
— Так ты сумеешь изменить мою внешность?
— Ты, как я вижу, и сам неплохо справился, — засмеялась Надя.
Удивительная девушка — мгновенно переходила от состояния обиды к искренней приязни. Выпорхнула из кресла, села на подлокотник моего. Провела рукой по моим вискам, тронула косу.
— Надо признать, тебе очень идёт! Дедушка сильно ругался?
— Терпимо.
— Ты стал удивительно немногословным, — снова засмеялась она. — Я тебя просто не узнаю!
— А нужно, чтобы никто не узнавал, — напомнил я. — Я могу на тебя рассчитывать? У тебя достаточно… м-м-м… магической квалификации?
Надя горделиво вскинула голову.
— Я — не Нина, конечно. Но уж с такой ерундой справлюсь, не сомневайся.
— Отлично. Во сколько дедушка обычно ложится спать?
— В девять. Он встает рано, на рассвете. Говорит, что в его годы разлёживаться — грех. Что надобно употреблять с пользой каждый час, отмеренный Господом.
— Резонно, — согласился я. — А Нина?
Надя пожала плечами.
— Не могу сказать. После ужина она обычно уходит к себе в спальню. Не думаю, что ложится сразу, но, вероятно, тоже не поздно. К ней иногда приезжают из больницы ранним утром, а то и по ночам. Ниночка никогда не отказывает! Никому! Хотя, бывает, до того устает, что не может даже выйти к завтраку… Бедная Нина. — Надя опустила глаза. — Пока была молода, женихам она отказывала, потому что заботилась о нас с тобой. А сейчас ей уже тридцать четыре. Свое приданое Нина отдала в уплату папенькиных долгов. Хотя её взяли бы замуж даже сейчас. Даже без приданого! — Надя всплеснула руками. — Ниночка такая красавица! И по характеру — сущий ангел, не то, что я… Я знаю человека, которому Нина обещала, что подумает о замужестве после того, как мы с тобой закончим гимназию. Это очень хороший человек, ради Нины он горы бы свернул! Но выйти за него сейчас, в нынешнем своём положении, она не согласится. Слишком гордая. Без приданого — это ведь как будто из милости. — Надя вздохнула.
— Нина получит приданое, — сказал я.
— Правда? — вскинулась Надя. — Откуда ты знаешь?
— Знаю. Получит. — Я поднялся. — Я приду в твою комнату в восемь часов.
— Ты всё-таки ужасно изменился, — глядя на меня во все глаза, проговорила Надя.
Я кивнул.
— Верно подмечено. У меня изменились даже привычки. — Кивнул на кофейную чашку, к которой не притронулся: — Не наливай мне в кофе сливки, пожалуйста. Спасибо.
Ещё сидя в библиотеке, я услышал, что откуда-то зазвучала музыка. Приятная мелодия… А проходя мимо гостиной, понял, что доносится она оттуда. Заглянул.
На квадратном ящике из красного дерева, снабжённом боковой рукоятью, крутилась пластинка. Над ящиком возвышался раструб начищенной трубы. Звуки издавала именно это конструкция.
У окна гостиной стояла Нина. Когда я открыл дверь, она обернулась.
— Костя… Осваиваешься?
— Да.
— А я вот… ностальгирую. — Нина грустно улыбнулась. — Под эту мелодию я танцевала на выпускном балу. Кажется, что это было только вчера. Тогда казалось, что вся жизнь впереди. И — оглянуться не успела, как она пронеслась мимо. Молодость… Мечты о счастье… Глупо, верно? Прошлого не вернёшь.
Она подошла к граммофону, потянулась к ручке. Я понял, что хочет остановить мелодию. Перехватил ее руку.
Твердо проговорил: