Всё заканчивалось примирением, но каких нервов это стоило Лесе! Если бы не эти периодические припадки бреда ревности, Марьяна была весёлым, обаятельным и интересным человеком, с огоньком во взгляде и копной тёмных коротких кудрей. Вся она была словно электрическая... И взрывная, увы. Эти взрывы оставляли в душе Леси воронки, которые затягивались ох как долго...
Была ли у Марьяны хоть одна реальная причина так бешено ревновать? На сторону Леся не смотрела, ни с кем не заигрывала. В её жизни существовала только работа, чтение книг на досуге и Марьяна. Да, она была красивой женщиной. Она напоминала актрису Анастасию Вертинскую в молодости — ту, что играла роль Гуттиэре в фильме «Человек-амфибия». Её прозрачные глаза, похожие на голубые топазы, мерцали и переливались озорными искрами, когда она смеялась, а когда плакала, сверкали ещё ярче. Правильный точёный носик, маленький коралловый рот, лёгкая, воздушная фигурка, на которой особенно очаровательно смотрелись приталенные наряды... Она была как статуэточка, тонкая и грациозная, выточенная рукой влюблённого мастера. Конечно, это притягивало взгляды. И не только мужские. Но Лесе легкомысленное поведение было чуждо, не любила она кокетничать, хотя вся её природная красота к тому располагала. Разве только за эту красоту и можно было её ревновать... Наверно, только ею она и провинилась.
В итоге в ноябре Марьяна стала бывшей девушкой Леси. Мало того, что на работе той приходилось несладко, да ещё эти выкрутасы и истерики возлюбленной... Жили они не вместе, встречаясь то у Леси, то у Марьяны, и их это устраивало. Поэтому обошлось без дележа имущества, включая бельё, сковородки, фены и тазики. Марьяна ещё долго бушевала, пыталась ей писать в социальных сетях, но Леся её всюду заблокировала, внесла её номер в чёрный список. Однако Марьяна умудрялась обходить заслоны: регистрировала фейковые временные аккаунты, звонила с чужих номеров.
А два дня назад она приехала к Лесе домой — вся такая тихая, виноватая, смиренная.
— Лесь, давай начнём всё с начала, а? Я понимаю, что вела себя как идиотка. Я... Я даже слов таких не знаю, как себя назвать!.. Но такого больше не повторится, клянусь.
Леся только вздохнула. Всё это она уже слышала, и не раз. Камнем на сердце повисло понимание: ничего не изменится. Может, первые месяц-два Марьяна на эйфории от воссоединения и будет паинькой, но потом всё начнётся снова.
— Марьяш, всё, — глухо проговорила она. — Я ничего не хочу возвращать. Я вообще уже ничего не хочу. Устала я, понимаешь? Устала.
— Лесенька, солнышко, всё будет по-другому, обещаю! — горячо заверяла Марьяна, сверкая этим своим слегка сумасшедшим электричеством в глазах и пытаясь протиснуться сквозь приоткрытую калитку, удерживаемую цепочкой. — Я всё осознала, я исправлюсь!
— Не верю я в это, — вздохнула Леся. — Я дорожила тобой, любила несмотря ни на что и пыталась сгладить углы... Но у всех есть предел. И у меня тоже. И он наступил.
— У тебя что, уже кто-то есть? Есть? — раздувая ноздри, сразу ощетинилась Марьяна. — Я так и думала!!!
В её тёмных, пристальных, бешеных глазах Лесе почудилось что-то страшное... Крошечные ледяные лапки пробежали по лопаткам от ужаса. В голове проплыли отстранённые кадры криминального репортажа с нею самой в главной роли. Рука сама захлопнула перед лицом Марьяны калитку и задвинула тугой засов.
— Открой! — бесновалась та, колотя кулаками в дверь, в забор. — Открой сейчас же, дрянь!
— Не смей меня оскорблять! — срывающимся голосом крикнула ей в ответ Леся. — А будешь тут дебоширить — полицию вызову!
Шум вскоре стих: видно, Марьяна ушла, несолоно хлебавши. А Леся в гостиной сползла на корточки, скользя спиной по стене. Раньше, бывало, она недоумевала: а как это вообще — убийство из ревности? А вот так.
Её ещё долго трясло. Вместо обычного бокала вина у камина в тот вечер она выпила три. И пожаловаться-то было некому... Родители умерли, с братом у Леси были натянутые отношения: тот выпивал, пристрастился к азартным играм и скакал с одной работы на другую, нигде не задерживаясь. Он завидовал успешной карьере сестры и злился, что бабушкин дом достался не ему. Но Леся не сомневалась: брат-игроман непременно спустил бы наследство. Вот и бабуля так же думала...